Дмитрий Федотов - Хозяин урмана

Сержант оказался даже выше меня. Он остановился в паре шагов, демонстративно положил правую руку на кобуру и сипло рыкнул:

– А ну-ка, предъявите документы, граждане приезжие!

– А представиться, сержант? – спокойно поинтересовался я.

– Сержант патрульно-постовой службы Бортников, – процедил он, сверля меня буравчиками заплывших глаз.

Я в ответ тоже пристально посмотрел ему в глаза, медленно вынул из нагрудного кармана свое журналистское удостоверение и заговорил низким ровным голосом:

– Ваша фамилия Бортников, вы находитесь на службе, вы видите перед собой трех мужчин, вы слышите мой голос, и вам очень хочется в туалет.

Рука сержанта зависла на полпути к моему удостоверению, зрачки заметно расширились, и я мысленно отметил: есть раппорт! По виску Бортникова побежала струйка пота и мелкие бисеринки появились на щеках и носу. Я продолжал:

– Ваше звание сержант, вы находитесь на улице, вам сейчас жарко, вы слушаете мой голос, и вам все сильнее хочется в туалет.

Лицо толстяка заметно побледнело, зрачки стали огромными, он вдруг схватился обеими руками за свой обширный живот и, забавно семеня, устремился в здание РОВД. На пороге он чуть не сбил с ног выходившего Ракитина в сопровождении еще одного сержанта.

Молчавшие в течение всей сцены с суггестивным сеансом Сотников и Куваев дружно расхохотались, а Ракитин мгновенно оценил ситуацию и хищно уставился на меня:

– Что ты опять натворил?

– Господь с тобой, Олег Владимирович! – Я сделал невинное лицо. – Мы просто тебя ждем…

– Что. Ты. Сделал. С сержантом? – раздельно и грозно повторил Ракитин, надвигаясь.

– Он ни при чем, – вступился Сотников, утирая слезы. – Этот сержант вздумал проверить у нас документы, и вдруг у него скрутило живот. Пришлось бедняге срочно бежать в туалет.

– А почему веселье?

– Так ведь смешно получилось, Олежек! Служба службой, а организм рулит.

– Ладно, черт с ним… Вот, знакомьтесь, сержант Обских, прикомандирован к нашей… группе в качестве сопровождающего. Сейчас едем в больницу допрашивать этого геолога-найденыша. Ну а дальше видно будет.

Мы втиснулись в машину, и сержант махнул рукой:

– Тут рядом, переулок Больничный, дом один. Едем до перекрестка и – налево…

*

Запись разговора по подконтрольной линии (7.08.09; 18:43).

– Господин Беров? Это Калач… э-э, извините!.. Семен Калачев…

– Артур Михайлович на совещании. Я его секретарь. Вы по какому вопросу?

– Мне срочно нужен господин Беров! Лично!..

– Артур Михайлович занят. Могу соединить вас с его помощником, господином Шурыгиным.

– Я… э-э… черт!.. Хорошо, соединяй, тётка, только пошустрей!

– Я вам не тётка!..

– Ладно, не кипишись. Потом сочтемся…

– Шурыгин у аппарата. С кем я говорю?

– Это Калач. Я по поручению Прокопа. Мы в Бакчаре. Наши фраера взяли в долю местных ментов, и те навели их на мясницкую, где парится вольтанутый геолог…

– А ну-ка, баклан, переходи на нормальный язык! Ты не в малине!..

– Извините, господин Шурыгин… Прокопий Нифонтович велел спросить: что делать со свихнувшимся геологом, которого пригрели в здешней больничке?

– А он что-нибудь говорит?

– Не знаю… Но к нему нагрянули эти фра… журналист с приятелем, да еще менты…

– Следите. И слушайте! Если геолог что-то важное вспомнит, гасите его. Только по-тихому!..

Отбой.

Длительность беседы – 57 сек.

*

В больнице сержант Обских быстро разыскал дежурного врача – молодого, но очень серьезного человека.

– Николай Валерьевич Расторгуев, заместитель главного врача, – солидно отрекомендовался он. – Чем могу помочь?

Мы переглянулись, и слово взял Ракитин. Как старший по званию и официальное лицо.

– Капитан Ракитин, областное управление внутренних дел. Мне поручено расследование происшествия – пропажи геолого-разведывательной партии треста «Сибирьнефтегаз» в междуречье Бакчара и Иксы три недели назад. В рамках этого дела я получил информацию о нахождении в вашей больнице одного из членов пропавшей группы…

– И что же вы конкретно хотите? – нахмурился доктор.

– Для начала – побеседовать с этим человеком…

– Не получится! Пациент находится в тяжелом состоянии: сильное физическое истощение плюс серьезная психическая травма.

– Но он хотя бы в сознании? – вмешался я.

Расторгуев посмотрел на меня поверх модных узеньких очков в золоченой полуоправе.