Фриц Маутнер - Ипатия

– Для козлов его благословение превосходно! – воскликнул один из пилигримов, слушавших вместе с другими.

Они поехали дальше и на половине горы подошли к старой каменной часовне, на большое расстояние распространявшей отвратительный запах. Павлиний постарался объехать это здание. Там жил святой Зенон, деливший свое жилище с двенадцатью гиенами и прекрасно защищавшийся от нападений диких зверей.

– Знаете ли, господин, гиена, собственно говоря, трусливое животное, которая не подойдет даже к шакалу, не говоря уже о верблюде или человеке. Но все-таки это милость божия, что такие дикие создания повинуются приказаниям благочестивого человека! – сказал Павлиний.

Теперь они ехали прямо на гору. Здесь уже не надо было раздавать хлеб. Пилигримы из года в год выполняли свой обязанности, и чудотворцы могли бы делиться своими продуктами, если бы не предпочитали кормить ими гиен и шакалов.

По дороге Гиеракс спросил, чем обусловливается власть Исидора, творит ли он более заметные чудеса, или что другое?

– О, нет, господин, – сказал Павлиний. – Он питается одним-единственным чудом, которое удалось ему сделать после долгого, долгого самобичевания в Александрии. Вы, вероятно, слышали об этом. Там жил злой, но очень могучий языческий волшебник Теон. Когда настало время, и император и епископ повелели уничтожить языческий храм, Теон вместе со злыми духами заперся в Александрийском Серапеуме и произнес великое заклинание, так что никакой христианский топор не мог повредить здание, даже топор со знаком креста. Напрасно нападали на заколдованные строения императорские солдаты, напрасно старались даже святые пустынники. Тогда благочестивый Исидор просто протянул руку и произнес молитву, и стены разрушились, похоронив под своими развалинами волшебника Теона; затем упала золотая статуя Бога, золото превратилось в золу, а изнутри статуи выбежала душа волшебника Теона в виде большой черной крысы. Из всего его рода в Александрии живет лишь одна дочь Теона – вампир. И Исидор поклялся не покидать скалы своих мучений, пока ему не будет разрешено Небом убить дьявола, обитающего в этой женщине.

– Исидор скоро покинет свою гору, – сказал Гиеракс тихо и насмешливо. Павлиний испугался и с удивлением посмотрел на своего спутника.

Они достигли вершины горы; она представляла собой ровную поверхность около тысячи шагов в диаметре. Исидор не допускал паломников на свою вершину. Он не хотел совершать чудес, так как постом и молитвой готовился к подвигу, который ему предстояло осуществить. Поэтому, когда оба всадника появились на вершине, он прервал свои странные движения и, громко крича, стал приказывать им удалиться. Павлиний ответил, что они несут хлеб, и его спутник является послом архиепископа. Исидор продолжал кричать и жестикулировать все агрессивнее, но не мог воспрепятствовать им подойти к основанию своего своеобразного жилища.

Приблизительно в центре ровной площадки находились остатки стен древнего храма, и около них возвышалась, на двадцать футов превышая развалины стен, одинокая колонна. Она заканчивалась громадной капителью из птичьих голов, высеченных из красного гранита. На площадке капители, имевшей в поперечнике около семи футов, стояло открытое для непогоды, безногое, высокое и неуклюжее, одетое в лохмотья существо – святой муж Исидор.

Широкая стена случайно, или с помощью человеческих рук, так разрушилась с левого конца, что было возможно, правда, с некоторым трудом, взобраться по ней. Каким же образом взобрался святой со стены на колонну, казалось загадкой, и Павлиний объяснил, что ангелы перенесли святого столпника по воздуху.

При приближении путников святой Исидор несколько раз нагибался, как бы пытаясь отломить одну из каменных птичьих голов, каждая из которых была в десять раз больше его руки, чтобы запустить ею в своих посетителей. Потом он подошел, к ужасу Гиеракса, к самому краю своего жилища, как будто собирался кинуться вниз со злости или просто улететь вдаль. Но когда все это не заставило Павлиния отступить, святой муж успокоился и снова начал что-то распевать на своей колонне, чего внизу нельзя было понять, время от времени нагибаясь, чтобы ударить себя бичом по спине или плечам. Это и были те самые движения, которые издали казались усердными физическими упражнениями.

– Сегодня он возбужден чем-то, – заметил Павлиний, помогая своему спутнику слезть с верблюда. – Обычно он целыми неделями стоит молча и недвижимо, устремив взор к северо-востоку, на Александрию. Он еще совершит нечто великое. Столпничество – очень тяжелая вещь, но кто его перенесет, тот в старости всегда становится чудотворцем или даже епископом!