Джалол Икрами - Поверженный

— Хороший сумалак! — тихо сказал продавец. — Пожалуйста!

— У вас есть каса? — спросил Низамиддин.

— Сейчас найдем, — сказал продавец и пошел вперед. Низамиддин улыбнулся и последовал за ним. «Неплохой фокус, но только на безлюдной улице. А если б тут были какие-то люди? Разве такой высокий начальник, как я, пошел бы за продавцом сумалака? Нужна мне чашка сумалака! Нет, все это — от неопытности, от незнания. Надо быть умнее, надо учитывать все случайности…»

Через несколько минут они свернули в тупичок. Продавец сумалака тонким голосом прокричал: «Сумалак, сумалак, хороший сумалак!» — пропустил Низамиддина вперед и повернул обратно. Низамиддин дошел до конца тупика, подошел к двухстворчатым воротам. За воротами кто-то кашлянул, ворота открылись. За ними стоял пышущий здоровьем безбородый мужчина в длинном камзоле, с высоким колпаком на голове.

— Здравствуйте, назир-эфенди, — сказал он с улыбкой. — Пожалуйте!

— Салом! — отвечал Низамиддин и, быстро войдя в ворота, дал знак запереть их. — А вы все еще неосторожны, хоть и зовут вас Хушьёр — бдительный. Почему вы так громко говорите: назир-эфенди? Разве вы не знаете, что и у стен есть уши?

— На улице нет никого, назир-эфенди.

— Почем вы знаете?

— Продавец сумалака иначе не подал бы голоса. А раз он закричал…

— За каждыми воротами может стоять человек и следить изнутри.

— Нет, наши соседи все свои люди.

— Во всяком случае, надо быть очень осторожными, на улице объясняться только знаками. Ну, ну, идите вперед!

Безбородый пошел вперед и через крытый проход, где было темно, вывел Низамиддина на дворик, вымощенный кирпичом.

— Что за человек продавец сумалака? — спросил Низамиддин.

— Это опытный и преданный человек. Сейчас он придет сюда, оставит свой тазик и будет сторожить у ворот.

— Но и вы тоже будьте бдительны! — предупредил Низамиддин.

— Хорошо, — сказал безбородый и повел его дальше.

Они прошли по дорожке во внутренний дворик. Там находилась кухня, где суетились женщины, в доме тоже видны были женщины. Безбородый, показывавший дорогу Низамиддину, громко кашлянул, давая знак женщинам скрыться. Но женщины, очевидно, привыкли к приходу мужчин и продолжали заниматься своим делом, не обращая внимания на вошедших. Любопытный Низамиддин не смог разглядеть лица женщин, хотя у него на них был зоркий взгляд. Следуя за безбородым, он подошел к большому дому, стоявшему на возвышении.

В прихожей Низамиддина встретил высокий щеголеватый хозяин дома Гулом-джан Махсум. Он был в длинном чесучовом камзоле и накинутом поверх халате из каршинской алачи; на ногах — хромовые сапоги, на голове — небольшая белая чалма. Из-под черных бровей на Низамиддина глянули ласково и в то же время испуганно будто налитые кровью глаза. Красиво подстриженные черные усы и борода очень шли к его смуглому лицу.

— Пожалуйте, пожалуйте! — сказал он Низамиддину. — Добро пожаловать! Входите.

Мы вас ждем.

— Разве уже все пришли? — спросил Низамиддин, здороваясь.

— Да, — отвечал Гулом-джан, — все уже собрались.

— Зять эмира?

— И зять эмира…

— Значит, я опоздал?

— Ничего…

Они вошли в комнату. Это был один из известных в Бухаре домов, украшенный лепкой и росписью. На постройке этого дома трудились видные зодчие Бухары, щедро отдали ему свой талант и свое мастерство. Каждая потолочная балка, каждая поперечная доска были расписаны и разукрашены. Цвет дерева не был изменен, но дерево дало разные оттенки, которые были использованы очень искусно. Для украшения со вкусом применялась и позолота, чтобы подчеркнуть богатство росписи, радовать человеческий глаз. Вся передняя стена комнаты покрыта вделанными в нее полками и полочками, окрашенными в разные цвета, расписанными решетчатыми узорами. На каждой такой полке и полочке стояли подобранные под цвет пиалы, чашки, чайники, вазы для цветов и всякие безделушки. Стены украшены позолотой, как обложки старинных книг; нижняя их часть выкрашена в зеленый цвет. Три высоких окна были как в древних дворцах, со вставленными в них разноцветными стеклами — зелеными, голубыми, желтыми. Пол покрыт громадным пестрым ковром «кизаласк», вокруг него по стенам расстелены одеяла и курпачи — из сатина, шелка и бархата. Посреди комнаты стоял резной чинаровый невысокий столик — хаитахта.

Низамиддин и Гулом-джан вошли в комнату. Там уже находилось три человека. Впереди на почетном месте сидел средних лет мужчина в чалме, повязанной в виде репы. Всем своим видом он напоминал вельможу при дворе эмира. Это был зять эмира — Абдурахманхан. Он не был арестован и свободно расхаживал по улицам революционной Бухары, так как числился сторонником джадидов, примыкал к их правому крылу. В доме Гулома Махсума он сидел на почетном месте. Другой из находившихся в комнате имел отношение к представительству одного из иностранных государств, а третий был другом хозяина.