Элиза Ожешко - Миртала

— Останься! — снова воскликнул Ионафан.

Она встала перед ним смущенная.

— Садись тут подле меня.

Она села на место, которое за минуту до этого занимал Юст, не поднимая ресниц.

— Зачем ты избегаешь меня? Обходишься со мной, точно я тебе чужой. Разве ты не называла меня когда-то братом своим? Мы оба росли под одной крышей, а я, разве я когда-нибудь причинил тебе какую-нибудь обиду?

Когда он говорил, взгляд его был полон любовью, но звук голоса был резок и порывист.

Он взял ее за руку. Исхудалая и почерневшая ладонь его была тверда и жестка, в ней чувствовалась привычка держать оружие, а красные шрамы, покрывавшие ее, могли показаться пятнами крови. Миртала вспомнила, как совсем другая рука, белая и изящная охватывала ее ладонь так мягко и нежно…

— Ты боишься меня, легкомысленное дитя; ты не понимаешь, каким достоинством тебя наделит Господь, когда ты станешь супругой защитника Его народа!.

Глаза его сверкали, а рука все больнее стискивала ее крошечную ладонь.

Вдруг он смягчился.

— Разве я всегда был таким, как теперь? В груди моей, Миртала, обитало некогда сердце кроткое, а суровым огнем закалили его война и скитальчество. Теперь, когда я гляжу на тебя, ко мне возвращается моя мирная молодость. Прекрасно твое лицо, шея твоя, что драгоценные камни, губы твои — гранаты, а волосы — царственный пурпур, перевитый золотом…

На исхудалом, почерневшем лице его появилось выражение страстной, полубезумной грезы, во впалых, окруженных темной синевой глазах сверкнуло пламя.

— Кровавая война и долгое скитальчество сделали меня таким, но уже миновал для меня день битв. Я повенчаюсь с тобой тут, избранница моя, в тишине и скромности, как приличествует временам скорби. Я не хочу венца на голове моей, ни флейт и кимвалов перед свадебным шествием, не будут тебя нести сваты в блестящих носилках, и цветами волос твоих не украсят подружки, потому что свадьба побежденного воина должна быть серьезной и овеянной ароматом священной печали… Я поведу тебя с собой в страну изгнанья, среди которой никто нас не отыщет. Работой рук, зарабатывая хлеб наш и детей наших, мы проживем дни наши…

— Солнце заходит!. — внезапно вырвались из уст девушки слова, звучащие ужасом. — Пусти меня, Ионафан! Солнце заходит!

Крохотная ладонь ее напрасно пыталась вырваться из его железной руки.

— Куда ты хочешь уйти? Менохим еще не вернулся из рощи Эгерии… Дочери Сары еще не зовут тебя идти с ними…

— Солнце заходит, пусти меня.

— Куда ты хочешь уйти, Миртала?

— Солнце заходит!..

— Слушай, девушка! — глухо сказал он. — Отчего ты вся дрожишь, а в глазах твоих слезы? Куда ты хочешь уйти? Что тебе за дело до заходящего солнца? Кто был этот юноша, с которым я видел тебя тогда? Неужели ты также станешь позором для народа своего? Неужели ты, как Береника…

Лицо Мирталы вдруг изменилось. Из нетерпеливой, умоляющей она стала пристыженной. Она закрыла лицо ладонью.

— Нет. Ионафан, нет… Не отпускай меня, Ионафан! Я останусь подле тебя, не отпускай меня!

Теперь она сама схватила его за руку, но он оттолкнул ее от себя, и в ту же минуту послышалось звяканье стали. Нож Ионафана, при его порывистом движении, выскользнул и упал к ногам Мирталы. Она отскочила и, дрожа, со смертельным ужасом во взгляде смотрела на него. Ионафан не поднимал его с пола. Взгляд его, острый и сверкающий, как острие его ножа, впивался в бледное лицо девушки. В эту минуту на лестнице показался Менохим. Увидав нож, который Ионафан медленно поднимал с пола, он вздрогнул и остановился. И по его лицу также промелькнул страх. Ионафан встал и, опершись спиной о стену, сказал:

— Юст говорил мне, отец, что сами язычники порицают бесстыдство Береники. Почему же между вами не нашлось никого, кто бы смелым словом попытался воспрепятствовать соблазну, отравляющему души наших женщин? Многие из израильских девиц пожелают пойти по следам Береники!..

Снизу несколько женских голосов звали Мирталу. Девушка быстро сбежала с лестницы и у дверей попала в объятия девушек, которые хотели увести с собой.

— Мать запретила нам возвращаться без тебя, потому что ты всегда остаешься утехой глаз ее и она не может обойтись долго без своей любимицы! — показывая белоснежные зубы, говорила рыжеволосая Лия, младшая из дочерей Сары.

Самая старшая из сестер, высокая, в желтом платье и богатом поясе, стройная Рахиль, погладила огненные волосы девушки и сказала:

— С той поры, как твой нареченный вернулся в ваш дом, ты стала задумчивой и молчаливой, Миртала. Ты верно, думаешь о том, каким счастьем наделил тебя Господь, делая тебя избранницей великого мужа!