Феликс Дан - Аттила

— Но очарование может быть разрушено девушкой, родившейся в день Водана, если она трижды поцелует его в желтую головку.

— Поцеловать птицу! Но ведь это позволительно даже самой примерной девушке, Ильдихо, не правда ли? — спросила смуглая Альбруна.

— Да, но тут не в птице дело, — засмеялась Ганна, — а после, когда с нее свалятся перья и клюв…

— Ну тогда была бы его очередь целовать.

— Болтушки! — уняла их Ильдихо. — Что вы там толкуете о поцелуях? Удивляюсь, как вам не стыдно!

— Шутить можно и о поцелуях…

— Если при этом не думать о том, о ком не говоришь вслух!

— Конечно. А уж о королевском сыне в птичьих перьях наверное позволено думать и…

Ильдихо слегка нахмурила белый лоб и сжала полные губы своего довольно большого рта. Ганна приметила ее движение и тихонько дернула Альбруну за ее черные кудрявые волосы.

— Подождите меня здесь, на дерновой скамье, — сказала Ильдихо. — Мой венок готов, и я пойду положить его на место рождения лесного источника. Я делаю это по обету.

— Источник посвящен Фригге и воды его полны глубоких пророчеств. Оставь ее, пусть идет туда одна, и не следи за нею, — сказала Ганна, удерживая за плащ хотевшую сопровождать госпожу Альбруну и усаживая ее на скамью рядом с собою.

Ильдихо быстро шла вперед, по временам наклоняя свою золотистую голову, чтобы пройти под нависшими над узкой тропой ветвями.

Она все дальше углублялась в лес. Деревья стояли здесь теснее, и солнечные лучи с трудом пробивались сквозь их густую зелень.

Скоро она дошла до истока ключа. Еще в старину благодарные предки выложили красивым темно-красным песчаником то место, где священный ключ, подобно живому существу, внезапно и таинственно бил струей из недр матери-земли. На верхней плите старинного настила была нацарапана надпись, гласившая, что живой ключ этот был преподнесен благочестивым князем ругов в дар Фригге. Плиту увенчивал венок из темного плюща, среди листьев которого резко и красиво выделялись крупные светло-синие колокольчики. Венок лежал здесь уже целую неделю, но сохранил еще свою свежесть: водяная пыль, всегда поднимавшаяся вокруг сильно бьющего ключа, не давала увянуть цветам и листьям.

Ильдихо опустилась на колени, заботливо положив около себя на мох принесенный ею венок.

Осторожно сняв с плиты плющеный венок, она разделила его на две половины и, встав, произнесла торжественно и важно:

— Фригга, вопрошаю тебя! Венок — это будущее, его судьба будет судьбой нашей жизни и любви. Пусть плывет его доля направо, а моя — налево! Фригга, вопрошаю тебя!

И опустив в источник старый венок, она с напряженным вниманием стала следить за ним.

Обе половины Надолго оставались соединенными, но вдруг разделились: половина, плывшая справа, была увлечена течением, погрузилась и исчезла. Левая продолжала плыть одиноко и вдруг остановилась, зацепившись за темный, острый камень, выдававшийся из воды. Тщетно ожидала Ильдихо, что подмытый быстрым потоком, он оторвется и поплывет: черный камень крепко держал его, и самый красивый из голубых цветков казался печально утопающим, погрузясь головкой под воду.

Всецело поглощенная наблюдением за участью венка, девушка не слышала быстрых шагов, приближающихся с противоположной стороны, из лесной чащи. Шаги эти были упруги, осторожны, беззвучны, и обличали опытного охотника, умевшего стеречь и зоркую рысь, и чуткого тетерева.

На светлое зеркало ключа упала тень пришельца. Только тогда она узнала, или лучше сказать, угадала его.

— Ты! — сказала она, быстро обернувшись и вспыхнув щеками.

— Почему ты так печальна? — спросил прекрасный стройный юноша, ростом еще выше ее. Он наклонился, опираясь правою рукою о рукоятку охотничьего копья. — На что ты так внимательно смотришь? А-а, вижу. Цветок висит, зацепившись за камень, а плющ, крутясь, несется дальше. А знаешь почему? Потому что у венков нет воли. Они должны покоряться тому, что им навязывает сила! Но люди и сердца свободны. Я помогу пойманному цветку. Впрочем, уже не нужно, смотри, он сам отцепился и весело плывет прочь. А там, видишь, у корня ивы, цветок и плющ соединились снова и вместе уплывают по течению!

— Фригга соединила их, — с благоговейной признательностью произнесла принцесса, и благородное лицо ее просветлело.

— Но зачем ты опять здесь? — обратилась она к нему.

— Быть может, я пришел за предсказанием, как и ты! — Он засмеялся, и его белые зубы ослепительно сверкнули между красными, свежими губами. — Перестань же смотреть себе под ноги, упрямица! Успеешь наглядеться на сухой мох, когда я уйду.