Андрей Шаповалов - Предсказание на меди

– Постой, – прервал ее Егор, – так, может, ты на рынок пойдешь, к подругам или еще куда, там и встретимся, – он почему-то услышал в Настиных словах, а может, не в словах, в голосе, которым они были сказаны не отказ, а тоску и надежду.

– Не хожу я на рынок… да никуда я со двора не хожу. Нет у меня ни подруг, ни родичей, только этом дом и двор… – печально, но твердо ответила девушка. – Судьба такая… Она еще раз вздохнула и начала затворять ворота. – А ты, не обижайся на меня… иди своей дорогой, пытай свою судьбу. Прощай.

С этими словами ворота захлопнулись. Егору показалось, что в голосе ее звучало затаенное рыдание, а в глазах стояли слезы. Или так только показалось… Он постоял, слушая, как упал со стуком запорный брус, хотел услышать, как заскрипят по утоптанному снегу ее шаги, но не услышал, уж больно плотными были ворота и слишком легкими ее быстрые ноги. Он постоял еще немного, повернулся и пошел прочь, размышляя, что впервые в жизни встретил женщину, с которой хотелось не гулять и миловаться, а просто быть рядом, говорить, или смотреть на нее, или вот просто вместе разгружать сани… и еще много чего такого, что раньше при виде девок и баб ему бы и в голову не пришло. Он услышал, как сзади звякнули бубенцы, оглянулся и понял, что идет по дороге, оставив сани стоять перед воротами, а умная кобыла без команды не трогается, а теперь, когда он уже довольно далеко, мотает тяжелой мордой, чтобы звоном колокольцев позвать хозяина.

Настя, закрыв ворота, закусила до боли губу, чтобы не разрыдаться в голос. Прислонилась лбом к холодным доскам забора и смотрела в маленькую, одной ей известную щелку между досками, как уходит Егор. Слезы тихо катились из глаз, туманя зрение. Она видела, как он прошел мимо кобылы и тяжело шагал по улице, низко склонив голову. Слышала, как фыркает призывно лошадь, бьет копытом и мотает головой, звеня бубенцами. Настя не очень понимала, что с ней? Почему смотреть на этого неуклюжего мужика ей так горько и радостно одновременно? Почему не может она оторвать глаз от щели, пока его видно? Егор вернулся, поравнялся с санями, долгим тоскливым взглядом посмотрел на ворота, снял шапку, оттер ладонью лицо, как будто отгонял какой-то морок, присел, а скорее упал на сани сбоку, тихо что-то произнес. Лошадь медленно тронулась. Настя постояла еще немного, пока в щель было видно удаляющиеся сани, смахнула со щеки последнюю не высохшую слезу, резко повернулась и пошла в дом.

Тетя Марфа сидела на сундуке у окна, закутавшись в теплую шаль и тяжело привалившись к стене. Было видно, что она, несмотря на тяжелую хворь, уже давно сидит у этого окна, а ведь до этого четыре дня не вставала и еще с утра даже голову твердо держать не могла, когда Настя ее из ложки кормила. Она точно все видела и все поняла. Сейчас Насте было все равно.

– Настя, – слабо позвала она хрипло, – пойди сюда, сядь, что скажу… – Она замолчала, не мигая глядя на Настю, и сипло, с хрипом дыша. Настя покорно подошла и молча села рядом.

– Виновата я перед тобой, – внезапно начала свекровь.

От удивления Настя даже дернулась.

– Да, виновата… Ты меня не перебивай, и так говорить трудно… Слушай… Я прощения просить не буду… Хоть и надо, да не ты меня должна прощать, бог милостив, он простит, если на то воля его будет, а не простит, так и твое прощение мне уже ни к чему. Чувствую я, уж недолго мне осталось.

Она глубоко вздохнула, переводя дух, помолчала, затем продолжила уже тверже:

– Одно знаю, что виновата перед тобой… виновата, что не было сил мужу противиться… виновата, что во всем тебя винила… что ребенка твоего вытравила и тебя чуть на тот свет не отправила… Всю жизнь виновата… и пред сыном своим единственным… жила всю жизнь в страхе и унижении, а сейчас вот… смерть уж кажется так близка, что страх-то и кончился… Если меня не станет, изведет тебя Федор, да и не только тебя, он из-за своей похоти и злобы сына родного не пожалеет… Уже не пожалел… Ты всего не знаешь… да и ладно… Только дальше хуже может быть… уж ты поверь. Бежать тебе надо. Бежать, пока можешь… Я же сейчас на тебя, да на этого мужика, Егорку, смотрела… Все видела, как он с тебя глаз не сводит… Он хороший мужик… Надежный, я его давно знаю. Даже если и не влюбился он в тебя с первого взгляда, к нему всегда обратиться можно… Он поможет… Не думай, что у него морда порезана, да сам с виду свирепый… Он – душа добрая, честная, да неприкаянная, тоже горя на своем веку хлебнул… Знает жизнь со всеми горестями, как есть… – она вновь замолчала, собираясь с силами или просто размышляя. Дыхание вновь стало сиплым, из горла при каждом вздохе выходил храп, как у мужика во сне. Настя жадно слушала, что тетка говорит про Егора, и от этого ей становилось теплее и радостнее. Только вот к чему все это?