Много народу померло там от голода и пыток тамошних мучителей. На волю была только одна дорога – смерть. Вот я и думаю: прикинусь-ка я мёртвым, авось они и не заметят. И вправду, куда там разбираться, когда каждый божий день нас по дюжине, а то и больше богу душу отдавало. Только штыком кольнули разок-другой. Слышу, один другому говорит: «Кажись, преставился». Свалили в сани с другими покойниками, вывезли за город и бросили в канаву. А ночью я вылез и убежал.
Авдей рассказал Аиткулу обо всём, что с ним приключилось за последнее время, без всякой утайки. Ему хотелось исповедаться, облегчить душу. И неважно, что Аиткул басурманского рода и магометанского исповедания. Ему хотелось сбросить с души скопившийся в ней тяжёлый груз своего греховного существования и перед кем-нибудь покаяться.
К концу зимы ситуация поменялась, и дела у Авдея пошли на лад.
Пока Авдей выздоравливал, Аиткул думал, как ему поступить с ним.
Он мог бы продать его бухарским и хивинским купцам. Но что-то внутри Аиткула противилось этому решению.
Идя на поправку, Авдей стал подниматься и понемногу ходить. Ходил он поначалу тяжело, но всякий раз, как выпадала такая возможность, старался помочь Аиткулу в делах по хозяйству. Со временем Аиткул стал привыкать к Авдею, да и тот, судя по всему, не хотел покидать нового пристанища. Не всю же жизнь ему, горемычному, по лесам прятаться. А тут какой-никакой, а кров есть. И с голоду не помирает. Да и Аиткул, видать, человек добрый, незлобивый и к нему, Авдею, хорошо относится.
– На всё воля Аллаха, – сказал Аиткул, отвечая на вопрос жены, как он намерен поступить с урусом. – Пусть живёт у нас, в хозяйстве лишние руки никогда не помешают.
Оказалось, что Авдей неплохо разбирается в лошадях, что в хозяйстве Аиткула было весьма кстати.
По всему было видно, что Авдей – мужик хозяйственный, работящий. Проведя последние годы в бегах, Авдей соскучился по мужицкой, крестьянской работе, по земле.
– Могу и кобылу подковать, – говорил Авдей Аиткулу, хитро прищуриваясь одним глазом. – Мне бы только силёнок поднабраться.
Аиткул не всегда понимал, о чём говорит этот бородатый урус, но каждый раз утвердительно кивал головой: мол, я тебя понимаю.
Но Авдея это не слишком-то и беспокоило. Теперь у него есть крыша над головой. «А что на чужбине, так везде люди живут», – рассуждал про себя Авдей.
Однажды, отправившись с Аиткулом осматривать новое пастбище, он как-то присел на краю поля, взял в руку чёрный комок земли и стал мять его в ладони. А затем, поднеся ладонь к своему лицу, стал с жадностью вдыхать её аромат.
– Эх, хороша у вас землица! – сказал Авдей, отняв ладонь от лица. – Чёрная, жирная, душистая. – Он ещё раз поднес ладонь к лицу. – Ей бы зерна, – мечтательно закончил он.
Взглянув на Авдея, Аиткул заметил, что на глазах, казалось бы, загрубевшего от жизни русского мужика блеснули слёзы. Видно, в эту минуту что-то оттаяло внутри Авдея.
Так и жил Авдей на новом месте.
Сыскали ему какую-никакую старенькую хозяйскую одежонку. Платье было маловато для Авдея. Он на целую голову был выше Аиткула и шире в плечах.
– Ну и что из того, – весело сказал Авдей, осматривая торчащие чуть ли не наполовину из рукавов руки, да и в плечах одежда была ему явно тесновата. – Не голышом же ходить, – рассудительно заключил он.
Так и остался Авдей у Аиткула в стойбище и за пастуха, и за конюха. Одним словом, делал мужик любую работу, которую ему поручал Аиткул, а тот его, в свою очередь, исправно кормил и не обижал. Правда, в первое время объясняться им приходилось с трудом. Авдей не знал башкирского языка, а Аиткул с трудом изъяснялся по-русски.
– Я, по-вашему, зело 44 44 Очень ( ст.-рус. ).
слабо разумею, – говаривал Авдей, объясняя своё плохое знание башкирского языка.
Несмотря на это, оба, пусть с трудом, но могли договориться. Помогал язык жестов.
Сегодня Аиткул хотел, чтобы Авдей остался в стойбище, пока они с Зиянгиром пригонят табун.
– Лошадь, – сказал Аиткул Авдею, указывая в сторону стойбища. – Вай, вай, – добавил он, прихрамывая при этом на одну ногу.
– А, захромала, – догадался Авдей. – Конь захромал?
– Якши 45 45 Хорошо ( башк. ).
, – сказал Аиткул, видя, что Авдей понял, о чём он его просит.
– Якши, якши, – скороговоркой повторил Авдей и затряс утвердительно головой. – Не беспокойся, – продолжил он, – посмотрю я копыто.
Он принял из рук Аиткула чашку молока и кусок лепёшки.
– Спаси Господь. – Он с жадностью опустошил чашу. Молоко растеклось по его усам и бороде, оставляя белые следы. На лице Аиткула появилась улыбка. Заметив это, Авдей тут же обтёр губы рукавом рубахи. – Премного благодарствую, – сказал он. – Рахмет 46 46 Спасибо ( башк. ).
.
Читать дальше