Борис Акунин - Он уходя спросил

Я улыбнулся, давая понять, что шучу. Но мадемуазель Ларр ответила серьезно:

– Конечно, нет. Пытка весьма ненадежный инструмент. От боли и страха человек говорит то, что, по его мнению, вы хотите от него услышать. При этом часто врет или выдумывает. Нет, мсье, я говорю о химических препаратах, ослабляющих волю к сопротивлению, стимулирующих разговорчивость или обнажающих физиологическую реакцию.

– Такие препараты существуют? – поразился я. – Никогда об этом не слышал.

– Например, если в чай или в воду объекту незаметно подмешать обыкновенный атропин, применяемый в офтальмологии, по зрачкам будет легче отслеживать «пульсацию лжи», о которой я рассказывала. Кроме того я иногда использую «стимулятор болтливости», моей собственной разработки. Для полиции рецепт неприменим, поскольку не прошел аттестации, поэтому я и не стала о нем рассказывать государственным криминалистам – не в коня корм .

Это выражение было произнесено на русском, очень чисто.

– Вы жили в России? – удивился я.

– В раннем детстве, которого почти не помню. Я по крови русская. Появилась на свет Марией Ларцевой. Это уже в Америке, куда меня увезли ребенком, тридцать с лишком лет назад, мать обрезала фамилию и прибавила второе «r», иначе американцы произносили бы «Lar» как «Ла».

Она старше, чем кажется, подумал я. Лет тридцати пяти, а то и сорока. Если приглядеться, в углах рта и возле глаз есть морщинки. Но хороша, очень хороша – если, конечно, любить холодную красоту (не мой случай).

– Я слушала ваш доклад, – продолжила моя собеседница, с легкостью перейдя на русский. – И мне показалось, что вы придаете слишком много значения вопросам технической организации.

– Идеальная организованность и твердые правила – основа государственного порядка. Хаос их страшится, – произнес я свою излюбленную максиму.

– В детективном ремесле твердыми правилами многого не добьешься. Ведь преступники никакими правилами не связаны. В этом преимущество частного сыска перед казенным и секрет моей результативности. – Мари сказала это без малейшего хвастовства – просто как факт. – У меня в арсенале есть средства, которыми не можете пользоваться вы… Что ж, интересно было поговорить, господин Гусев. У меня скоро поезд, а я еще желала осмотреть Гранд-Аквариум.

Странно. Мне эта женщина вроде бы не особенно нравилась, но при мысли о том, что она сейчас уйдет и я никогда ее больше не увижу, отчего-то сжалось сердце.

– Послушайте, – быстро сказал я. – Вы ведь человек деловой. Что вам тратить время на пустяки? Давайте лучше сядем где-нибудь, и вы расскажете о вашем стимуляторе поподробнее. Быть может, наш Департамент захочет приобрести у вас рецепт для испытаний и последующего применения. В России полиция менее строга в процедурно-юридических методах следствия, чем в Европе.

Я и в самом деле подумал, что держимордам из сыскной полиции (что греха таить, у нас таковых хватает) лучше пользоваться при допросе культурным химикатом, чем выколачивать признания кулаком. Не говоря уж о том, что за столь полезное изобретение обеими руками ухватятся коллеги из Охранного отделения.

А остаток заседания можно и прогулять. Вряд ли там будет что-то более интересное, чем перспективный разговор с владелицей успешного детективного агентства.

Мы сели в пустом буфете.

Сама Мари интересовала меня не меньше, чем ее препарат, поэтому я попросил разъяснить, что именно она имела в виду, говоря о своем «арсенале».

– Во-первых, я не связана формальностями и при необходимости без колебаний нарушаю закон, – преспокойно, как о чем-то малозначительном, сказала она. – Это очень упрощает и убыстряет работу. Правила? Разумеется, они у меня есть. Но это мои правила, построенные не на придуманном кем-то процессуальном кодексе, а на собственных представлениях о допустимом и недопустимом. Во-вторых, помимо известных полиции технических приемов – всеми ими я тоже пользуюсь – у меня имеются иные инструменты. Например, декодинг.

– В смысле расшифровка? Чего?

– Людей. Сегодняшнее мое сообщение о верификации – часть обширной методологии, в основе которой лежит умение «читать» людей. Это и есть декодинг. Всякий человек кроме маленьких детей шифрует себя, не хочет быть прочитанным. У примитивных субъектов код простой, у сложных – сложный. Я от рождения наделена способностью, инстинктом, даром – называйте как хотите – чувствовать внутреннюю суть того, на кого смотрю. С годами я развила в себе это искусство. Мне обычно бывает достаточно поглядеть на собеседника, перемолвиться с ним несколькими фразами, и книга раскрывается.