Владимир Фромер - Хроники Израиля - Кому нужны герои. Книга вторая

Исер начал приспосабливаться к жизни в Америке еще в детстве, сменив имя и фамилию. Он стал Айзеком Дэмским. Физические данные были его единственным козырем. Прекрасное сложение. Медальный профиль. Голубые глаза со стальным оттенком. Блондин.

Ему не было еще и 14, когда он вступил в мир секса. Исеру, теперь уже Айзеку, очень нравилась учительница литературы с такими достоинствами, как тонкая талия, миндальные глаза и длинные стройные ноги, которые не могли скрыть даже носимые ею платья строгого пуританского фасона.

«Однажды, — вспоминает Дуглас, — она пригласила меня к себе. Заставила сесть рядом на кровать. И вдруг весь мир заслонило ее странно побледневшее лицо с неестественно блестящими глазами. Она поцеловала меня прямо в губы, и их словно обожгло. А потом ее руки бесстыдно гладили мое тело. Сквозь туман, застилавший глаза, увидел я ослепительную белизну ее груди.

— Ну же, ну, — шептала она, как в лихорадке. Но я еще никогда не знал женщины. И мистический ужас перед этой мучительной и сладостной тайной охватил меня.

— Нет! — крикнул я и выбежал из комнаты. Мне казалось, что она уже никогда не пригласит меня к себе. Но она пригласила. И потом я приходил уже без приглашения много-много раз».

Кирк Дуглас хорошо помнит свою жалкую юность: «Я ненавидел чудовищную бедность, окружавшую меня, душившую скользкими, как у спрута, щупальцами. Ненавидел занавески с павлинами. Мне хотелось поджечь этот дом и пламенем очиститься от скверны. Я презирал себя за то, что боялся отца, куражившегося над нашей беззащитностью, срывавшего на нас злобу, вызванную безысходностью его неудавшейся жизни.

И однажды я выплеснул стакан чая ему в лицо. Отец скрипнул зубами и бросился на меня, а я встал ему навстречу, готовый к смерти. И он отступил. Это был самый мужественный поступок в моей жизни. С тех пор отец стал считаться со мной, и отношения в семье изменились».

Родители Кирка Дугласа посещали синагогу, по субботам зажигали свечи. Но не навязывали мальчику своей веры.

«Несколько раз отец брал меня в синагогу, — вспоминает Дуглас, — и я видел евреев в строгой черной одежде, молившихся своему невидимому Богу на непонятном древнем языке. И Бог представлялся мне старым седобородым евреем в черном лапсердаке».

Школа кончилась. Девушка, которая ему нравилась, отказалась пойти с ним на выпускной вечер, потому что он был евреем и сыном старьевщика. А потом выяснилось, что еврею нелегко найти работу. Ни официантом, ни уборщиком, ни даже грузчиком его не брали.

— Для жидов у нас нет работы, — скалились хари и указывали ему на дверь. Однажды он сломался. Проходя по улице, увидел объявление на дверях гостиницы: «Требуется ночной портье». Вошел. И представился молодой зеленоглазой женщине с тугим, чуть не разрывающим платье бюстом:

— Дон Демпсей, ирландец. Хотел бы получить работу.

— Ты уже ее получил, парень, — ответила она, многообещающе улыбаясь. Женщина эта оказалась хозяйкой гостиницы, и «Дон Демпсей» проработал у нее целое лето. «Она была чувственно привлекательной дамой, — вспоминает Дуглас. — Часто намекала, что парня с головой вроде меня ждет в ее заведении блестящая карьера. Любила изливать душу. Евреев ненавидела люто, патологически.

— Есть в них что-то, — говорила эта дамочка, — для меня невыносимое. Я узнаю их в первую же секунду, как бы они ни выглядели и какими бы фамилиями ни прикрывались. У них запах особый.

И вот наступила ночь, когда я оказался в ее спальне, — пишет Кирк Дуглас 55 лет спустя. — Еще вчера она мне говорила, что Гитлер прав, уничтожая евреев, и что ни один из них не переступит порога ее гостиницы. После нескольких выпитых рюмок мы очутились в постели. До этой минуты я и не подозревал, что ненависть может воплотиться в сексе. Ненавистью налился мой большой член и вошел в нее до самого дна. Она извивалась, царапала мне спину, стонала. В самый напряженный момент я прошептал ей в ухо:

— В тебе еврейский член, дорогая. Еврей трахает тебя. Разве это так уж неприятно? Ты не умрешь от этого?

И я взорвался в ней. Потом встал и вышел. А она все корчилась в постели, как раздавленный червяк».

Отслужив портье, Дуглас снова остался без работы и какое-то время ошивался в родном городке. Местные раввины решили помочь бедному Исеру Данилевичу. «Надо отправить парня в ешиву. У него хорошая еврейская голова», — сказал раввин.

Но Айзек Демпски не желал в ешиву. Он давно уже решил стать актером и покорить мир в этой ипостаси. Без гроша в кармане отправился Айзек в Нью-Йорк, где поступил в театральное училище.