Игорь Генералов - Святослав (Железная заря)

Нужно было пробиваться к своим. Святослав не знал, но догадывался, что что-то стряслось у Самуила, и он не смог прийти на помощь. Не знал, что болгары опрокинулись, не выдержав натиска, и он окружён отрядами Варды Склира. Но Самуил не отступил, собирая оставшихся в живых воинов для нового напуска, чтобы выручить русских соратников.

Дождь хлестал как из ведра, под ногами хлюпала вязкая грязь. На десять саженей ничего не было видно, стегачи под бронями отяжелели, идти было трудно. Святослав выбрал направление, как оказалось, правильное. Вскоре он угадал очертания городских стен. Варда Склир отводил своих воинов, боясь потерять их в наступавшем мраке, Цимисхий, наоборот, решил биться до последнего, пока не убедится, что русы зашли в город. Бессмертные, не знавшие поля, уже растерялись, носились небольшими кучками, пропуская противника и начиная избегать схваток с ним.

Ворота были отвёрсты настежь, когда Святослав с остатками дружины ввалился в них. Ветер всё ещё дул, но дождь начинал слабеть. Быстрая ночь густым киселём обволокла небо. На стенах зажгли огни, ворота заперли. Их ещё будут открывать раненым, вернувшимся с поля битвы, тем, кто ошибочно пробился не туда и теперь всё же вернулся к своим.

Знахарь шептал заговоры, накладывал повязки. Святослав, уставившись невидящими глазами в пустоту, послушно поворачивался. Знахарь вправил выскочившую кость на ключице, князь не издал ни звука. Мужественный человек терпит, но лицо отражает страдания боли. Знахарь заглянул в глаза Святославу и невольно отпрянул. Душа князя была не с телом, она бродила по полю битвы, созывая погибших, ушедших в Ирий воинов. Пламя потрескивало, обдуваемое из открытого окна, бросало тени на каменные стены изложни. Знахарь молча вышел, тихонько притворив за собою дверь. Через некоторое время пришёл Свенельд. Встретившись со взглядом Святослава, всё так же сидящим на краю постели, тот постоял немного, понял, что слова здесь лишние, и тоже ушёл.

Сколько он так просидел, Святослав не помнил. Словно погружённый марами во тьму, он выплыл, поднялся, разминая ноги. Странно, но усталости и ослабы от потери крови он не чувствовал. Вчерашний день прошёл и сегодняшней тоскою его не накормишь. Князь выглянул в окно. Ночь, прохладная, чёрная, без звёзд, мягко обняла его. Накинув на плечи летник, он вышел на гульбище, положил мозолистые руки на резные перила. Нарушая тишину, на стенах перекликалась стража. Внизу по мостовой процокал копытами конь под всадником. Город жил и жил без него, князя. Он не должен быть отдельно от него.

Ещё до рассвета Святослав собрал воевод в небольшой деревянной повалуше, надстроенной над каменным теремом. Лишь Свенельд, к облегчению своему, отметил обычный живой блеск в глазах князя, остальные, кто не видел Святослава несколько часов назад, не заметили ничего.

— Не переломишь волю богов. Горе мне, не сумевшему угадать её, — молвил Святослав, — мёртвым — слава, но теперь надо о живых позаботиться.

Он пробежал глазами по лицам воевод, чая прочитать на них укор, но даже Свенельд смотрел чисто и ясно, ожидая княжеской речи.

— Мы будем мириться с ромеями, — Святослав опустил глаза, видимо, несмотря на обстоятельства это решение было трудным.

— Ты, Свенельд, поедешь старшим посольства. Тебе нужно добиться договора на тех же условиях, что был заключён с моим отцом Игорем. Накажи Радоте, пусть сметёт кормы, чтобы нам до Киева добраться. Я сам накажу Вузлеву, чтобы посчитал оставшееся золото и добытое в бою, дабы воины мои и род погибших в накладе не остался. Расскажите об этом кметям. Это мое окончательное решение и менять я его не буду.

Когда все начали расходиться, Святослав задержал Свенельда, оставшись с ним один на один.

— Задача тебе многотрудная, Мстислав, но послать мне более некого. Выполнишь ли ещё мою просьбу?

Свенельд молча кивнул, пристально вглядываясь в лицо князю. Святослав чуть подался вперёд, привстав со скамьи и оперевшись кулаками не столешню.

— Я лично хочу встретиться с базилевсом. Мне нужно посмотреть на того, с кем я так долго сражался.

Крутобокая лодья весело побежала под попутным ветром. Свенельд втянул ноздрями речной воздух. Он ещё не мог дышать полной грудью, но само ощущение прохладного ветерка, лёгкой качки на вольном Дунайском просторе доставляло наслаждение жизнью, с которой он чуть не расстался. На мачте колыхался долгожданный для византийцев белый щит — знак мира.