Андрей Воронов-Оренбургский - Сталинград. Том четвёртый. Земля трещит, как сухой орех

* * *

…Вагон хоть и жёсткий – скотину перевозить, без пассажирских удобств, так сказать…Но мерно покачивает, как в гамаке, перестук колёс убаюкивающе сонлив; от тусклого подслеповатого фонаря до половины трёхъярусных лежаков желтая «хворая» вязь света. Но будь ты неладен, сопля пузырём! Как таки славно и хорошо, хоть не надолго вытянуться во весь рост и лежать разутым, дав волю ногам, две недели парившимся в сапогах, пусть ненадолго, но не чувствовать за собой никаких обязанностей, знать, что жизни твоей, пусть иллюзорно, не грозит опасность и смерть ещё далека. Большинство солдат стали, как убитые. Так могут спать только совершенно вымотанные люди. Пали из пушек, они не услышат. Фронтовикам не нужны ни кровать, ни снотворное, чтобы крепко спать. Что тут добавишь? Жизнь на войне неделями, месяцами, годами кряду не является чем-то особенным, о чём нужно много и шумно болтать. Довольно не много фантазии, чтобы представить себе, как это было в реальности.

Но вот уж точно, на все сто! Это: что на войне, – ломаются, как картонный домик, решительно все стереотипы, привычки и неуклонно, хочешь ли ты того или нет, – происходит коренная переоценка ценностей. Человек, попавший на фронт, начинает ценить и радоваться тому, на что никогда не обратил бы внимание в нормальной, гражданской жизни. Спички, табак, печатное слово, горбушка чёрного, как земля хлеба, весточка от родных, катушка ниток, моток просмоленной дратвы, сапожная игла, питьевая вода во фляжке, газетная селитрованная бумага для самокруток, вата-бинты и прочие мелочи, мимо которых в мирное время – прошёл – не заметил, – на фронте становятся подчас пределом мечтаний!

А потому, солдаты в теплушках, естественно, наслаждались своим выпавшим отдыхом. Радовались мочалкам, мылу и щедрому Дону, который дал им возможность снова почувствовать себя людьми, и они словно заново родились, очистив себя и х/б от коросты грязи, опрелостей, струпьев и вшей.

Однако никто из них, ни отцы-командиры не имели понятия, насколько долгим будет сей отдых. Впрочем, на войне всегда хочется воспользоваться временными благами, прогоняя прочь чёрные мысли: что будет «потом» и «как долго»…О смерти, вообще, не принято распускать язык…Но если кто-то из «желторотых», необстрелянных и попробует завести эту тему, ему враз вложат ума те, кто уже посмотрел смерти в глаза, кто понюхал пороху и успел навсегда проститься со своими боевыми товарищами.

…Особенно приятно вслушиваться в разнобоистый говор колёс: ведь с каждым оборотом, с каждым рывком паровоза мечтается всё больше; слышатся и в такт стуку колёс легко читаются имена родных и друзей…И Магомед лежал, вслушиваясь в монотонный перестук, шевеля пальцами босых ног, всем сильным молодым телом радуясь свежему, только нынче надетому исподнему белью. Он испытывал такое благостное ощущение, будто скинул с себя грязное вретище и входил в иную жизнь незапятнанно- чистым.

Однако тихий, умиротворённый покой, нарушал душевный неугомон, связанный с гибелью совсем молодых бойцов, не успевших повоевать с врагом, только-только принявших присягу…Жёг душу и приключившийся с ним инцидент в комендатуре. Слушая перестук колёс, он никак не мог поверить, что всё это произошло с ним на самом деле…Что за ним гнались…Хотели убить! И что теперь нет ни его тайного врага, ни его горластых ретивых ищеек…Только теперь, задним числом он чувствовал, как на него надвигалось нечто огромное и слепое, как нож бульдозера. И не было отпора, не было противодействия этому движению, лишь рыхлая, обгоревшая земля, обильно политая свинцом и кровью погибших солдат. И он, майор Танкаев, по прихоти злого рока, чёрт знает почему, оказался между сталью ножа и красным ворохом липкой материи, обречённый исчезнуть. Но он не хотел исчезать. Дрался за жизнь…Взывал к Небу…И возмездие нанесло ответный удар.

Но больше другого его сердце горца возмущала и мучала чёрная весть об измене Чечено-Ингушкой республики…То, что это не миф, а правда, сомнений у него не было. Уж слишком серьёзные и конкретные документы предоставлял и со злорадством зачитывал особист. Сфабриковать такое?! И для кого?..Не-ет, исключено. Но как тогда всё это понять? Как, вообще, такое стало возможным?!

Он хорошо знал этот дружный, крепкий народ. Много чеченцев и ингушей, которые, не прячась за спинами других, храбро и мужественно сражались с врагом и многие геройски пали в боях. Другие – ударно трудились в тылу на благо Победы…Непостижимо!