Олег Моисеенко - Мы люди… Мост

Там зашевелились, и раздался тревожный, но негромкий женский голос:

– Ты кто такой? Что тебе здесь надо?

– А вы кто такие? – тоже негромко и спокойно прозвучал голос Степана, и наступила минутная тишина – видно, там думали, что ответить.

– Мы беглецы, шли в Сергеевку да заблудились.

– Вы не бойтесь, я такой же беглец.

Это оказалась женщина с двумя детьми лет по четырнадцать-пятнадцать, дочкой и племянником. Возле стожка они устроили подобие шалаша, накрытого сеном, где можно было укрыться от непогоды. Женщина рассказала, что бежали из Высокого, там немцы устроили облаву, забрали много молодых людей, брали и таких, как ее дочка, погрузили в машины и увезли в район – говорят, паровозом дальше к германцам направят.

Рассказ был сбивчивым, она начинала говорить о семьях полицаев, те своих детей увезли уже давно куда-то, о своем свекре, что остался сторожить хату, о том, как было страшно убегать и они еле успели скрыться, хорошо, сосед предупредил. А потом заговорила, что придется сюда переносить свой скарб и жить здесь, в лесу – полицаи и немцы в лес побаивались заходить, – и неожиданно спросила:

– А от кого ты убегаешь и прячешься? И откуда у тебя ружье?

Степан поведал, что они прячутся по лесам еще с осени, а без ружья в лесу никак, то зверье попугать надо, а если что, защита от полицаев и немцев тоже нужна – у них сейчас сила, но и жить под такой властью невозможно.

Дальше разговор их пошел более спокойно и мирно, словно уже между давно знакомыми людьми. Степан узнал, что в этих местах покосы жителей Высокого, здесь они уже давно ставят стожки, а стожок, в котором они остановились, складывал ее свекор. Степан рассказал, что приехали они сюда за сеном: летом не было никакой возможности накосить, вот и заставляет нужда искать брошенное, но раз это стожки людские, то утром придется ехать искать дальше. Женщина, видно, почувствовала, что прибывшие к ним люди плохого не сделают, сказала, что два крайних стожка можно уже забирать – не стало тех людей, и горестно вздохнула.

Пока Степан вел разговоры, Петька беззаботно спал, зарывшись в стожок. Надо было подумать о ночлеге и охране – время-то военное, мало ли что. Степан решил Петьку не будить, а бодрствовать сам. Он подложил сена коню, привязал его вожжами к березе, а когда вернулся к шалашу, там уже спали.

В лагерь они вернулись во второй половине дня. Сложив сено и накормив корову, Степан направился в лагерь военных, к Лукину: надо было доложить о прибытии, а главное, сообщить об облаве, которую устроили немцы в Высоком.

Лукину об облаве уже доложил Федор, он вернулся с Ваней из Калиновки – ходили за продуктами, там им и рассказали об этом. В землянке Лукина был Грушевский, они радостно приветствовали Степана, но его вид и замкнутость несколько омрачили их радужное настроение.

Докладывал Степан неторопливо, высказывал свои предположения и замечания, а в конце сказал:

– Надо спасать людей, иначе прощения нам не будет.

Тихо стало в землянке, а от последних слов Степана у Грушевского по телу пробежала мелкая дрожь, вызвав неприятный зуд на коже в местах зарубцевавшихся ожогов. Он заговорил первым:

– Да, сидеть нам нельзя, людей силой увозят в Германию, в рабство. Мы военные и должны помочь людям, иначе – ты прав Степан – они нам не простят.

Лукин молчал, он понимал горячность окрепшего после длительного выздоровления комиссара, только, кроме горячности, надо бы рассчитывать на имеющиеся силы, а они совсем скудные. Можно, конечно, напасть на полицейский гарнизон в Высоком и сложить там свои головы, но тогда и этого лагеря с людьми не будет – их не пощадят. Надо обсудить ситуацию со всеми. Он встал и, прервав Грушевского, резко произнес:

– Давай, комиссар, собирай кого нужно сегодня сразу после ужина – и будем решать, что делать.

Лукин, лежа с мрачным настроением на нарах, поджидал свой командный состав. Ему хотелось настроить их на деловой разговор, без криков, упреков и самобичеваний, а это зависело от первых сказанных им слов перед собравшимися, вот он и обдумывал эти первые слова. Послышались голоса, в землянку вошли Грушевский с Устименко. Увидев лежащего командира, они замолчали в некоторой растерянности.

– Что остановились? Проходите, садитесь! – воскликнул суховатым голосом Лукин; тут же появился Федор. – Все в сборе или еще кого будем ждать? – не меняя позы на нарах, продолжил командир.

– Больше никого не приглашали, товарищ майор, – в тон ему ответил Устименко.