Олег Моисеенко - Мы люди… Мост

Погрустнел Венька. Все бы ничего, да не хотелось ему оставлять здесь Зинку – видел, как горят у нее глаза и голос меняется при виде этого Бурцева. Одно утешало: человек он серьезный и грамотный, абы чего делать не будет, да и, может, выскочит из ее головы эта проклятая Неметчина. А Зинка была счастлива как никогда – сбывалась ее тайная мечта.

По прошествии трех дней вернулся Венька в лагерь один, встретили его радушно. Долго и подробно докладывал он о проведенной разведке командованию в землянке Лукина; все доложил, даже, может быть, и чуть больше, чем видел и слышал, но так он себе представлял возможные события. Об одном умолчал – о своих переживаниях по поводу Зинки.

В конце, когда были уже не раз услышаны все подробности, встал Лукин:

– Молодец, Вениамин, благодарю тебя за службу!

Венька вскочил и громко произнес:

– Служу трудовому народу!

Ему пожимали руку, и каждый старался сказать что-то доброе и приятное. Вспотел Венька от таких похвал и только кивал в знак благодарности. На совещании следующим днем было решено встречу с Иваном Захаровичем назначить после проведения посевных работ, а до этого всем полком побывать в Лотошино, о котором снова напомнил Федор.

Забурлила Калиновка, весна настраивала на посевную, которая не за горами; калиновчане обсуждали, как сеять, чем пахать землю. Лошадей нет, придется впрягать коров, да и самим в плуг впрягаться – а что делать, жить-то надо, все есть хотят, и молодой, и старый.

Обсуждение этого волнующего всех вопроса прервалось вестью из Высокого об облаве. По рассказам, много молодых людей было взято силой и отправлено в Неметчину. А еще говорили, что местные полицаи, что там живут, тоже боятся, что могут забрать их детей, а от немцев не откупишься.

Больше всего взбудоражили Калиновку слова бабы Веры:

– Кому нужны эти наши хаты и наша Калиновка? Спалят ее, а кто посильнее да покрепче, тех германцы в Неметчину увезут. А старых и больных постреляют, да и закапывать не будут – так звери и растащат их.

Слушая такие слова, многие крестились и говорили:

– Скажешь же такое! Ты же уже старый человек.

На что баба Вера спокойным голосом отвечала, что это не она выдумала, а так ей привиделось. Слова «так привиделось» заставляли слушателя молча отойти от бабки Веры, затревожиться, вспомнить Бога и крепко задуматься, почему на людей такая напасть свалилась. Забылись прошлые распри и обиды между Калиновыми и Прохоровыми, оказалось, все стали равными друг другу, можно было слышать слова: «А что нам делить? Что нам меряться между собой, кто выше, а кто ниже? Вот увезут в Неметчину, там и попляшем».

Забеспокоился и Наум, не хотелось ему показывать перед калиновчанами свою тревогу, а тут встретился на улице Якуш. «Постарел он», – была первая мысль старосты. Он думал, что они молча разойдутся, но неожиданно Якуш остановился, вид у него был взъерошенный и грозный.

– Ты, значит, скажи Наум, как огороды да поля засевать будем? Или пусть земля гуляет, все бурьяном-бадыльем зарастает? Ты же сейчас власть у нас, – высказался он и, прищурившись, смотрел в глаза старосте.

Наум на миг растерялся, не ожидая такого вопроса, – все ведут разговоры про Неметчину, а тут про посевную.

– Здравствуй, Якуш. Да, вот весну дождали, сеять надо, а то новая власть спросит: почему ничего не делается? Ты же сам был старостой и знаешь, как они спрашивают, – перевел разговор в другое русло Наум. – А сеять надо, и буду спрашивать у начальства, может, семенами помогут да транспортом каким. Может, завтра и поеду в Высокое или к бургомистру.

Якуш слушал молча, кивая головой.

– Ну, значит, езжай, не забудь мешков побольше взять для семян. Если мало будет, у бабки Веры попроси, у нее они есть, – то ли всерьез, то ли в шутку ответил Якуш, повернулся и пошел ко двору.

– Каким был, таким и остался. Придумал! Мешки возьми! Советчик нашелся, – не унимался Наум после встречи с Якушом, разговаривая сам с собой. – А это же хороший повод для поездки в Новоселки или Высокое. Поеду спрошу, какие есть указания насчет посевной, а заодно и про Неметчину узнаю.

Степан отвел коня в низинку, где пробивалась уже зеленая болотная трава, и привязывал вожжами к ольхе, как вдруг услышал издалека знакомый звук. Он встрепенулся, поднял голову, всматриваясь вдаль. «Не может быть, неужели журавли?» – вихрем пронеслась будоражащая мысль.

– Ари-и-ина, Ари-и-ина, – подбегая к двери землянки, что есть мочи кричал Степан.