Заволновались Новоселки, проявляли волнение и здешние полицаи – их напугал приезд немцев из жандармерии: те сразу, если обнаружатся партизаны, да еще, не дай Бог, завяжется бой и будут погибшие, тут же вызовут подкрепление из охранной дивизии, а те не щадят никого – спалят всю деревню. С опаской ожидали люди нового дня. Утро как утро, светило солнышко, пели на разные лады свои незамысловатые песенки птицы, только одна кукушка портила Василию настроение: прокукует два-три раза – и замолчит, не хочет прибавлять ему годов жизни, а он наудачу и задал такой вопрос, как услышал ее пение. Опять спросил, а та «ку-ку» – и замолчала. А тут еще и мать донимает обидными словами:
– Куда ты собираешься? Ты же раненый, у тебя же нога исправно не работает. Можешь же отказаться от такой службы, да и мне людям в глаза смотреть, думаешь, легко? – и заплакала.
– Еще посмотрим, чья возьмет, плясать перед тобой будут, завистники, – со злом отвечал сын, уже готовый выходить со двора.
– Не надо мне никаких плясок, мирно хочу жить с людьми, как и раньше жили. А это разве жизнь – страх один, – неслись материны слова вслед Василию.
Ему в подчинение было выделено семь незнакомых полицаев, их задача была обнаружить бандитов, не дать им разбежаться и вызвать подкрепление. Остальные километрах в трех выстраивались цепью и двигались в направлении, которое подсказывал Василий, и оно совпадало с планом операции. Немцы на мотоциклах следовали за цепью, в любой момент готовые, если позволяла местность, оказать помощь. По прикидкам Василия, сеть получалась жидкой: «Так вся рыба может ускользнуть – и не заметишь. Вот я им покажу, что может Василий, а Степан в ногах валяться будет, просить живым оставить. И ведьма эта завоет у меня». Обуреваемый такими мыслями, он со своей командой вошел в лес. Он приказал идти шаг в шаг; если слышал позади звук треснувшей ветки, останавливался и испепеляющим взглядом доводил виновника до дрожи в теле.
Василий уже нарисовал перед собой ту дорогу, по которой они будут двигаться, а сейчас забирал еще левее. Опять вспомнился сон и вечно ворчливый и недовольный дед Варивон. «К берегу загребай», – вертелись в голове его слова, и Василий заворачивал к Забежкам, за которыми сразу начиналось болото. «А если туда полезут, там и сгниют», – утешал он себя. От Забежек там по прямой еще километра три, перебраться через ольшаник – и должно быть их логово. Попрятались, как волки, да идут на них охотники, а не рыбаки. Впереди показался просвет поляны, там Василий решил взять ближе к болоту; незаметно двигалась его команда – так ему казалось.
Федор и Петька Чиж полицаев обнаружили случайно, их Лукин, еще только взошло солнце, отправил в разведку и приказал в сторону деревни в лес не углубляться, держаться правее от дороги. Замаскировавшись в березняке, они присели передохнуть, вдруг среди мелодичного распева птиц послышалось односложное пение: «Дуби-и-ински, дуби-и-ински». Федор заулыбался, он узнал в пении знакомую мелодию дикого голубя. Пение так же внезапно прекратилось, и птица взлетела с соседнего дерева; в этот момент он заметил, как что-то мелькнуло среди стволов сосен. Толкнув Петьку локтем под бок и приставив палец к губам, кивком головы показал, куда надо смотреть. Шло несколько вооруженных человек – в просветах они насчитали шесть фигур. Сомнений не осталось: это разведка, и держат они путь в сторону, где расположился полк. Надо было спешно предупредить Лукина. Федор неплохо ориентировался в лесу, они взяли правее, спустились за невысокий сосновый бор и, пригибаясь, побежали.
Лукин, слушая Степана, для себя решил, что засаду нужно постараться устроить так, чтобы оказаться в тылу возможного противника. Таким местом оказалась небольшая возвышенность, которая поросла кустарником и окаймляла со стороны бора поляну. Каждому были уже определены боевые позиции, и люди находились в томительном ожидании; всем хотелось подвигаться, поговорить с соседом, поделиться своими думами и унять подступающую тревогу и страхи, а приказ командира полка требовал тишины и отсутствия всякого шевеления. Федор появился неожиданно, он нашел Лукина там, где они расстались. Доклад его был короткий и скоро разнесся по цепочке одним словом: «Приготовиться».
У кромки поляны Василий остановился. Бредень был растянут, можно забирать ближе к берегу. Возникло чувство беспокойства, которое шло со стороны болота. «Гнилое место, – пронеслась у него мысль, – а поляна красивая». Он не раз в своей жизни выходил на эту поляну и любовался ее красотой; здесь сразу легче дышалось, от открывающегося простора возникал необъяснимый восторг, хотелось бежать вдаль и прыгать. На этот раз восторга не было. «Посмотрим еще, чья возьмет», – отвечал он про себя на слова матери, которые сопровождали его почти всю дорогу. Постояв еще и ничего не обнаружив, он махнул рукой, призывая следовать за ним.
Читать дальше