Виктор Королев - Анжелика Балабанова pro & contra известных личностей

– Гелечка! Битте-дритте ауф дойч-штудиум! – кричала мать из дальней залы. Она видела сквозь стены.

Орднунг – это жизнь по часам с точностью до минуты. Глянув на часы, Брунгильда, позавчера выписанная из Германии, поправила пенсне и тепло поздоровалась первой:

– Гутен таг, фройляйн Ангельслика!

«Ангельс» у неё получилось гнусаво, как «Энгельс». И когда девочка спросила, кто это такой, гувернантка закатила в экстазе глаза и стала что-то быстро-быстро лопотать по-немецки. Анжелика с трудом поняла, что некий Фридрих со своим другом Карлом заложили основы чего-то, и призрак этого чего-то теперь путешествует по всей Европе.

Немка рассказала по секрету, что этот Энгельс был женат дважды, на родных сестрах. Сначала на старшей, потом на младшей. И всю жизнь Фридрих помогал своему другу материально, но не так давно Карл умер. Обе жены Фридриха тоже по очереди умерли. Ещё он основал в Германии партию социал-демократов, в которой она, Брунгильда, состоит уже пять лет.

– Если фройляйн Энгельслика расскажет это муттер, майне место станет жуткая тюрьма, – сообщила гувернантка, утирая слезу.

Русский язык Брунгильда знала очень плохо. Зато они очень хорошо поладили: Анжелика стала учить её русскому, а та взамен дала ей почитать тоненькую книжицу про этот самый призрак, для травли которого объединились все силы старой Европы. «Ильлегаль», в десять лет девочка познакомилась с этим словом.

Как только за дверью слышались тяжелые шаги матери, Анжелика громко вещала:

– Аллес ин орднунг! Дер винтер ист да!

Проколов не было. Была взаимовыгодная дружба.

Такая, что спустя лет пятнадцать постаревшая Брунгильда признает в пламенном ораторе на митинге немецких социалистов свою ученицу. Та не увидит её с высокой трибуны. А может, увидит, но не узнает. Может, и узнает, но не захочет видеть.

Сработал бартер и с француженкой.

– Кабан жрэ репу, а кон траву, – доносилось исключительно для маман. Да пораскатистее, с прононсом, с ударением на последнем слоге…

Языки иностранные давались юной мадемуазели легко. Успевала вообще по всем предметам. Каждый раз в конце мая мамахен устраивала Анжелике годовой экзамен. Так было и в этот раз. Шурша духами и муарами, маман уселась в мягких креслах.

– Год прошёл, пришёл медведь – на успехи посмотреть! – так она это называла. – Прожексьён кутюр, силь ву пле!

– Пле ву силь! – бедная дщерь протянула ей на суд свою вышивку.

Целый вечер она сидела над холстом. Растянула его на пяльцах, цветными карандашами набросала по материи рисунок, подобрала ниточки-мулине и за три часа проштопала всё цыганской иглой.

– Кес ке сэ?! – ахнула мамахен.

– Маман, дышите носиком! – без страха и упрёка отвечала девочка. – Это птица-феникс, восставшая из пепла! Так мне видится. И кто скажет, что на самом деле она не такая? В сей труд вложен год моих тягостных раздумий и почти столько же кропотливого труда…

Экзамен по музыке она тоже сдала. Онемевшая мать только кивнула головой, когда её Гелечка на двух языках повторила:

– Играю на фортепиано последний раз. Не моё это. Пусть музыкой занимается Берта Соль. И петь тоже не буду, я не стрекоза какая-нибудь…

Вот и всё. Домашнее обучение закончилось. Девочка выросла. И она просит – нет, она не просит, этот enfant terrible уже требует! – отправить её в гимназию. О, ужас! Вот бы слышал это бедный Исаак! Что скажут Ужасовичи?

Скандал был бессмысленно-беспощадным и долгим. Братья Анжелики держали молчаливый нейтралитет. А соседи Ужасовичи сразу согласились, что это ужас. Их тайная мечта породниться с Балабановыми развалилась одномоментно. Раньше они часто намекали:

– Городок у нас небольшой, порядочной девушке и выйти-то некуда, кроме как замуж.

Абрамчик, младший Ужасович, был в курсе, готовился, потирая мокрые ладошки. Но раньше он так тихо, вежливо и добросовестно ждал, а теперь перестал здороваться.

Желечка всё это странное лето очень много читала. Для дочери черниговского богатея в книжной лавке Марка Кранца всегда откладывали новинки – бесплатно и в неограниченном количестве.

К осени всё разрешилось. Мамахен списалась со старшей своей дочерью, которая давно была замужем и жила в Харькове. Рядом с её домом открыли светскую школу для девочек. Туда мать и согласилась отпустить несносное дитя.

– Вступительный экзамен по русскому языку ей не сдать, – ликовала она. – Вернётся шёлковой!

Эх, шелка да муары – страшно далеки вы от чаяний родного чада! Нормативную лексику великого и могучего русского языка Анжелика учила по книгам, а сверхнормативную слышала от кучера Игната и жены его стряпухи Фроси, когда те перекликались, яко Ромео с Джульеттой.