– Мне ничего от них не нужно! Я получаю жалованье – и мне достаточно! Так и передайте Вере Сергеевне, если взялись служить ангелом-посланником!
***
Они не заметили, как повзрослели. А кто бы мог подумать, что было с ними пять лет тому назад?.. Всего-то пять лет назад – а они были проще, родители моложе. И кто это считает, что в деревне скучно? Ни княгиня Нина, ни её муж, ни оскорблённый штабс-капитан не знали и представить не могли, как там было весело! А особенно летом, когда в насыщенной зелени садов слышались птичьи голоса. И вместе с птичками щебетали дети в весёлых играх: господские дети, крестьянские дети. Горожане сменяли холодные мостовые на прогретый солнцем ковёр цветущей травы. И усадебные дома наполнялись гостями.
Чубаровы в ту пору жили в родовом имении в Тверской губернии. И всю зиму ждали мая – когда вокруг появлялось столько соседей, что едва хватало лета погостить у каждого и принять у себя в ответ. А особенно ждали, и особенно Екатерина, москвичей Ильиных. Ведь они везли с собой праздник.
Под Вознесение, к Троицкой неделе, по столбовой Тверской дороге въезжали в соседнее имение дормезы и подводы. Младшие Ильины визжали, толкались головами у окошка: наконец! наконец – воздух! Ну почему, почему родители не сажали их в тарантас, а непременно заставляли маяться от духоты в чернущем коробе дормеза?
А в деревне – прохладный, как погреб, дом. Лужок, соловьи, роща Чубаровская за полем, небо-синь – и свобода! Свобода от светских условностей Первопрестольной, от тесноты каменных домов и узости мощёных улиц.
В Духов день все ехали в уездный городок Бежецк, в главный храм – пятиглавый собор Воскресения Словущего. Накануне в субботу поминали усопших, а в День Святой Троицы причащались в местных храмах. Троица почиталась за праздник семейный – День Святого Духа начинал неделю гуляний. Радостные, в праздничных нарядах, налегке, без проведённого в посте вечера, с отпущенными с души грехами ехали господа на Литургию. Духов день, храм Воскресения Словущего – золотые балки над мраморными колоннами, древние образа, берёзки. Застеленный скошенной травой пол. Запах свежего сена, пионов и фимиама. Священники в зелёных облачениях и дружное пение с клироса: «Благословен еси, Христе Боже наш, Иже премудры ловцы явлей, низпослав им Духа Святаго, и теми уловлей вселенную, Человеколюбче, слава Тебе».
А после службы под завораживающе-небесный звон с юго-востока, где на пересечении улиц одиноко стояла трёхъярусная колокольня, выходили все на улицу. Летний полдень разливался слепящим солнечным светом по площади. И праздник перемещался в деревню – в дом Ильиных. Садился в экипаж отставной ротмистр Лейб-Гусарского-Казачьего полка Иван Дмитриевич Чубаров с женой и дочерью. Украдкой поглядывала Екатерина на коляску Ильиных из-за кружевных полей капота. А за Ильиными и Чубаровыми встраивалась в вереницу тройка их бежецких друзей Бардиных.
Крестьянские девки со всех деревень сходились на гулянье в имении Ильиных. Собирались у ворот – глазеть, как въезжают экипажи. Девчонки дёргали друг дружку за сарафаны: «Катерина Иванна едет!» И среди разноцветных платочков пробегал шёпот:
– Гляди, гляди – она головку повернула, хороша-то как!
– Цветочик, а не барышня!
– А глазки-то у ней какие! А носик какой маленькой!
Чубаровские девчата задирали носы: «Наша барышня!»
– Глаз не оторвать! – ахали Ильинские.
И спускался со ступеньки коляски, наваливаясь на трость, ротмистр Чубаров: в Екатерининском красном кафтане, с орденами на груди, хромая после ранения в русско-шведской войне. За ним – жена в шапочке из соломки и голубой тафты, дочка в белом муслиновом платье, стянутом под грудью тесьмой. И когда Екатерина поднималась по лестнице на крыльцо, её провожали искренние детские глаза.
Дом Ильиных – одноэтажный, с жёлтыми деревянными стенами и широким фасадом, встречал накрытым столом. Хозяйка Евдокия Николаевна хлопотала, чтобы вкусно попотчевать гостей, раздавала указания горничным. За её взлетающим сахарным 2 2 оттенок белого цвета с лёгкой голубизной.
платьем бегал карапуз Костя – младшенький. Звенели графины, пахло закусками: солёными грибами, говяжьим языком, икрой, заливной осетриной.
В дальней половине гостиной вели разговор гувернёры, приглядывая за подопечными. Чубаровы в тот день привезли старика француза месье Шапелье за гувернантку, она болела корью. Уж как он хвалился перед мадемуазель Рене, наставницей Веры Ильиной!
Читать дальше