Олег Михайлов - Державин

Шишков изливал своё негодование Державину.

– Что пишет ваш Карамзин! «Всё народное ничто перед человеческим». Каково? А вот ещё: «Надо быть людьми, а не славянами». Точно славяне не люди!

Тёмно-карие, живые глаза адмирала метали молнии из-под нависших бровей. «Нет, словно две корабельные пушки мечут из люков ядра», – подумалось Державину.

– Нет-нет! Вы только поглядите! – бледное лицо адмирала тронул нездоровый, воспалённый румянец, седые с желтизной волосы растрепались. – В славянской речи Карамзин отвергает всё с порога, а язык великого Ломоносова кажется ему диким и варварским!..

Они прогуливались по большой, в два света галерее, в доме Державина на Фонтанке. В то время оба уже дружили, сблизившись как сочлены по Российской академии, к которой Шишков, будучи гораздо моложе своего собеседника, принадлежал только с 1796-го года. Державин горячо поддерживал Шишкова во многих его воззрениях: не соглашался с новой государственной политикой, не принимал искалеченного новизной языка и произведений молодых галломанов. Но Карамзина по-прежнему чтил высоко.

– Вы знаете, Александр Семёнович, что я не грамматик, – уклончиво отвечал он разгорячённому адмиралу, – и о всех тонкостях языка судить не могу. И всё же сдаётся мне, что некоторые рассуждения ваши пристрастны. И как раз те, где вы ругаете Карамзина. Иное дело – подражатели его. Эти мальчишки, выказывая свои таланты, силятся проповедовать правила, которых следствия опасны. Они всё принимают легкомысленно и ищут только блестящего. Мудрость же заключается в средине крайностей…

– А как же мне, по-вашему, поступить с этими мальчишками? – сквозь зубы процедил Шишков. – Написать возражение и жестоко отделать их?

– Не советую! – быстро отозвался Державин. – Спомните книгу премудрости Иисуса Сирака: «Дунь на искру – разгорится, а плюнь, так погаснет».

Он прекрасно понимал, что Шишков им недоволен, но скрывать своего уважения, более того – восхищения Карамзиным не собирался. Никогда Державин не только не ощущал к талантливым людям ни зависти, ни злобы, но даже не понимал, как возможно сие гадкое чувство. Впрочем, и Шишковым в его полемике руководили намерения самые чистые: не личное нерасположение к Карамзину, а только несходство в мнениях и образе воззрения на свойства русского языка.

– Кто ожидается сегодня на нашем собрании? – сглаживая неловкость от возникшего молчания, спросил Державин.

Шишков давно уже толковал ему о пользе, какую бы принесли русской словесности литературные вечера, в которые допускались бы и молодые поэты для чтения своих произведений. Он предложил Державину установить такие вечера, хотя по одному разу в неделю. Старый поэт обрадовался этой идее, и они провели уже несколько таких собраний.

– Обычные наши друзья… – остывая, кротко уже отвечал адмирал. – А из молодых Шулепников…

– И ещё один талантливый юноша! – подхватил Державин. – Жихарев. Привёз из Москвы славную трагедию «Артабан»…

Он был рад, что не совсем приятный разговор позади, что в аванзале уже слышны голоса первых гостей, что можно отдаться покойному сидению в креслах и слушанию литературных новинок.

Появился князь Сергей Александрович Ширинский-Шихматов, моряк маленького росточку, но необыкновенно благообразный, известный своими громкими одами. За ним – давний приятель Державина Александр Семёнович Хвостов, поэт, переводчик и дипломат, украшенный боевым «Георгием» за участие во второй турецкой войне; сенатор и переводчик Фенелонова «Телемаха» Иван Семёнович Захаров; толстый, пухлый Пётр Матвеевич Карабанов, высокопарно переводивший французских поэтов XVIII века; князь Дмитрий Петрович Горчаков, прославившийся колкими сатирами; юный Жихарев. Позже всех приехал в сопровождении Михаила Сергеевича Шулепникова тучнеющий круглолицый Крылов.

Сначала говорили о событиях военных. Сбылось пророчество великого Суворова: Бонапарт, овладев Веною, принудил Австрию к уничижительному миру; вскоре он напал на прусские войска и, прежде чем они успели соединиться, разбил их и без сопротивления вступил в Берлин. Его появление вблизи русских границ понудило Александра I возобновить войну с счастливым завоевателем.

Новый, 1807 год ознаменовался кровавыми баталиями. 27 января у Прейсши-Эйлау русская армия в отсутствие заблудившегося в метель своего начальника – Беннигсена отбила все атаки французов, а затем князь Багратион, взяв на себя командование корпусом, бросил его в наступление. Только ночь развела соперников.