Это Никифор решительно не понимал. Присоединить земли мечом – это понятно. Но как – словом и духом? Потом, поделившись с Феофанией своими сомнениями, он получил от неё ответ:
– А ты дай на время армянским и болгарским вельможам земли в близлежащих фемах империи. До поры, пока между нами войны нет. И с обещанием, что земли отберёшь, в случаи войны. И они сразу же проникнутся духом эллинов, чтобы оставить их за собой как можно дольше.
– Как-то хитро, – задумчиво произнёс василевс.
– Я – гречанка, – Феофания с хитрой усмешкой посмотрела на Никифора. – А все греки не только умные, но и хитрые.
Он вздохнул и сказал:
– Хорошо, это надо обдумать.
Несколько дней гостил Афанасий у василевса. Они беседовали как раньше. Молодой старец наставлял императора быть милосердным, не забывать нищих, благочестивым, боголюбивым и не впадать в грех гордыни. Наконец он заговорил о своих делах на Афоне.
– Хочу возродить на Святой Горе киновию – общежительный монастырь. Скажи, Никифор, разве монашество не повторение земного пути Иисуса Христа? У него и у его учеников всё было общее. Было ли хоть у кого-нибудь из них что-то личное?
– Не знаю. У Марка был меч.
– А ещё хитоны и сандалии! Но всё, что им подавали – они делили поровну. Иисус говорил: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы, не гораздо ли лучше их?» Монахам о душе заботиться надо. А личное имущество, оно отвлекает от духовного. Посмотри на наши монастыри. Сколько у них земли, сколько людей на них работает, какие здания они строят, какие стада разводят. Остаётся ли у них время на молитву? А на Святой Горе нет никаких строений. Живём и молимся Господу в пещерах.
Пришла пора расставаться. Никифор дал Афанасию для монастыря всё необходимое для строительства лавры и даже больше. А ещё издал указ, что бы для нужд обители Афанасия с острова Лемнос ежегодно давалось двести четыре солида.
Афанасий уезжал довольный. На прощание он пришёл благословить василису с детьми.
Юные василевсы играли в войну. Вооружённые деревянными мечами, щитами, одетые в льняные доспехи, они с криком нападали друг на друга.
Феофания игралась с дочерью. Она сидела на корточках, вытянула руки и манила Анну:
– Иди к маме, Аннушка, иди.
Маленькая Анна, вставала на толстые ножки и ковыляла к матери.
Мальчиков подвели к старцу, подошла и Феофания с дочерью, поцеловала руку Афанасию. Глядя на василису, монах вдруг расплакался.
– Жалко мне тебя, Анастасия. Но Господь тебя любит. Ты верь. Придёт и к тебе умиротворение.
Феофания была несказанно удивлена словами монаха, но промолчала, ничего не спросила.
Афанасий уехал на Афон, а Никифор развёл бурную деятельность. Под воздействием слов Афанасия, он запретил постройку новых монастырей, разрешил лишь строить церкви и кельи, но позволил творить милостыню, делать приношения монастырям бедным и нуждающимся. А земли монастырей он конфисковал в пользу катафрактов – воинов тяжёлой кавалерии, основной ударной силы войска. Он увеличил их земельные наделы, освободив при этом от каких бы то ни было налогов, говоря, что они и так рискуют жизнью и налога кровью с них достаточно.
А ещё попросил патриарха Полиевкта всех воинов, павших в боях с мусульманами объявить святыми.
Патриарх был изумлён до чрезвычайности. Он был согласен, что войны, павшие в войне с арабами, попадают в рай. Но делать их святыми – это уже слишком. Чин святого заслужить надо. Погибнуть в бою с иноверцами – этого недостаточно.
Государство нуждается в деньгах. А где их взять, если со служивых землевладельцев налоги было брать нельзя? Значить, надо брать с динатов – землевладельческой знати, которая не служит.
Никифор существенно урезал ругу – ежегодное жалование членам синклита, выдаваемое на Пасху. При этом ругу военным оставил прежним, то есть поставил военное сословие выше гражданского.
И вводил всё новые и новые налоги для населения Империи. Подданные начали сожалеть о несчастном паракимомене Иосифе Вринге. А паракимомен Василий Ноф копил обиду.
Феофания приходила в ужас от всех этих указов, новелл – то есть дополнений к закону.
– Ты совсем разум потерял, Никифор? – не раз выговаривала она ему.
Василевс только отмахивался.
– Зачем ты со всеми ссоришься?
– Не со всеми. Армия меня любит.
– Но империя – это не только армия. Это и церковь, и динаты, и свободные земледельцы.
Читать дальше