Артем Приморский - Раскаты

По утрам, часам к десяти, красный «форд», угрожающе порыкивая, лениво выкатывался из-за угла дома, подъезжал к парадным дверям. Они неохотно приоткрывались, и в машину быстро забирался какой-то человек с кожаным портфелем. «Форд», выпуская удушливое черно-серое облако, уезжал вдаль по проспекту. Вечером машина возвращалась – пассажир так же легко выбирался из нее, подходил к дверям, жал на звонок. Тяжелые створки с глухим рокотом открывались, и человек прятался за ними.

«Хозяин, не иначе», – думал Семен, когда ему доводилось видеть это. Дворник, из любопытства желая знать, как выглядит знаменитый хирург, как-то раз, под вечер, специально заработал поближе к парадному входу и дождался приезда «механической повозки» (так он прозвал автомобиль). Пока Арцыбашев выходил из машины, Семен, непринужденно работая метлой, вскользь взглянул на него, прицениваясь.

Доктор был высок, строен и отлично сложен. Светлый дорогой костюм-тройка сидел на нем, как влитой. Темные туфли из непонятной, красивой рубчатой кожи – крокодиловой; но дворник об этом и не догадывался. Арцыбашев был явно младше сорока, черноволос и коротко подстрижен. Строгое, немного скучающее выражение застыло на его гладковыбритом лице, словно маска – Семену оно нисколько не понравилось. Холодные серые глаза смотрели пронизывающе и в то же время нелюдимо, а тонкие губы слегка опущены вниз, придавая лицу немного высокомерное выражение.

– Машину в гараж и до завтра свободен, – негромко сказал Арцыбашев водителю. Голос под стать владельцу – ледяной, равнодушный, с нотками легкого пренебрежения.

Арцыбашев позвонил, потом громко и нетерпеливо постучал. За стеклом появилось унылое, дряблое лицо управляющего.

– Давай быстрее, – сказал доктор.

Створки дверей приоткрылись, и мужчина нырнул в полутемную прихожую.

«Странные люди, – озадаченно подумал Семен. – Вселились громко, а живут тихо».

После этого случая доктор словно исчез. Его машина и водитель, из-за которого старик испытывал столько неловких моментов, просто испарились.

2

В восьмом часу утра апартаменты Арцыбашева тяжело пробуждаются от сна. Молодая горничная Ксения ходит на цыпочках, смахивая пыль с книжных полок и картинных рам. На кухне старый, растолстевший сверх меры повар начинает составлять меню на день; его более худой помощник возится возле плиты и натачивает ножи. Даже управляющий, с обвисшим, как у бассета, лицом, находит себе занятие – чистит и выставляет господские туфли в углу паркетного фойе-прихожей.

За окнами, завешенными тяжелыми шторами, понемногу начинает пошумливать Петербург. Управляющий громким шепотом напоминает горничной: «Ксюша, про окна не забудь!..» Девушка послушно кивает. Она скользит из комнаты в комнату, с глухим шелестом отодвигает шторы, позволяя, наконец, солнцу заглянуть в чужую жизнь. Только две комнаты остаются нетронутыми – детская и господская спальни.

– Он не приезжал?.. – Ксения, как можно тише ступая по мраморным ступеням, спустилась к управляющему.

– Нет, – ответил тот. – Бог его знает, где он сейчас таскается!.. Я Гришку уже неделю не видал, с тех самых пор…

Эта история – грязная, как и все супружеские измены, была на слуху у прислуги с утра до ночи. Ну, а поскольку прислуга одной семьи часто пересекается с прислугой другой – новость о том, что Арцыбашев изменил своей жене с молоденькой балериной, знал уже весь дом.

Балерину звали Виктория Тарасова. Девушка, подающая большие надежды, приехала в Петербург пару месяцев назад, покорять сцену Мариинского театра. У нее был любовник – богатый московский банкир Раевский, решивший сделать из Тарасовой звезду всероссийской величины. Но на первой же репетиции девушка умудрилась сломать лодыжку, и Раевский обратился за помощью к Арцыбашеву.

Тот незамедлительно поместил будущую знаменитость в свою клинику.

Как положено лечащему врачу, Арцыбашев каждодневно навещал незадачливую балерину. Похоже, именно в этот момент между ними сверкнула неизбежная искра. Когда гипс сменился эластичной повязкой, доктор приписал пациентке покой на дому. Раевский снял для нее трехкомнатную квартиру с видом на Адмиралтейство, а сам укатил обратно в Москву. Арцыбашев, в первый же день после выписки Тарасовой, заехал вечером домой и стал, не скрываясь, собираться для поездки к ней.

Тут-то обновленные комнаты дома Чичерина ощутили на себе всю мощь и ярость Анны Прокофьевны – законной жены доктора, с которой он жил пятнадцатый год и от которой имел дочь.