Илона Якимова - Младший сын

Леди-мать подала руку супругу и предоставила уста. Наследнику дозволялось приветствовать его поклоном. Дочерей он целовал. Нам же, прочим троим, надлежало приложиться к руке, которая, согласно Писанию, любя, не жалела розог для нас. Я сухо, коротко коснулся губами рубина в старинном перстне, угнездившемся на фаланге указательного пальца, с трудом подавив в себе желание вцепиться зубами в живую плоть. Пожалуй, он правильно бил меня.

А уже потом я поднял на него глаза.

Ростом он был всего около пяти с половиной футов, но места занимал в пространстве куда более, чем собственно его тело. Вес, объем, плотность пятидесяти трех лет силы, ярости, коварства, жестокости были сродни металлу, как если бы он был заживо отлит из бронзы. Кого ни спросишь из стариков – расскажут, что первый Босуэлл был здоровяк, вроде старших его сыновей… никто не помнит, как этот, в сущности, небольшой человек сумел поставить себя очень крупным, очень большим и тяжелым.

Он занял место на ступени за нашими спинами, от него пахло осенним лесом, дорогой, сыростью, влажной звериной шерстью – и руки Мардж отпустили меня. Я затаил дыхание, а чета Босуэлл тем временем беседовала:

– Была ли приятна дорога, милорд?

– Благодарю вас, госпожа моя, вполне. Что нового?

– Господь миловал. Джон сегодня добыл кабана.

– Какая чушь. Долго ли вы, леди, будете верить всему, что он врет?

Если бы я свалил с эстока кабанью тушу ему под ноги, он бы и тогда усомнился. Острый взгляд леди-матери впился в его лицо, но она быстро погасила гнев:

– Адам там был и видел.

– Так, должно быть, Адам и завалил кабана? Он вечно выгораживает меньшого, а теперь, выходит, и врет в его пользу. Это скверно, леди, что вы позволяете своим сыновьям врать.

«Своим сыновьям». Мы сразу становились ее детьми, как только переставали угождать ему. Обычно же Босуэллу завидовали за плодовитость и добротность потомства – четверо выживших парней и всего две девчонки. Одну из которых выдают замуж завтра, слава Тебе, Господи. Видеть Джоанну влюбленной настолько странно, что самым лучшим было бы не видеть ее вообще. Адам не успел ответить на обвинение, ибо взревели трубы, и двинулись, вливаясь поочередно в створ ворот Хейлса…

Трубачи Его величества.

Копейщики Его величества.

Егеря и соколятники Его величества.

Господин главный конюший Его величества с ливрейными слугами Его величества.

Псари Его величества и свора гончих – присутствие на свадьбе никак не отменяет развлечения охотой, скорей, даже напротив, надо же заняться хоть чем-нибудь дельным.

Постельничие, кравчие, грумы личных покоев – король на сей раз путешествует налегке, видно сразу, и не стал брать с собой из столицы обширную свиту.

А также его милость епископ Островов собственной персоной, с клириками и прислугой. Этих-то мы куда разместим, хотел бы я знать?

Двор Хейлса был до краев залит приезжими – еще немного, и они выплеснутся в Тайн. Тесно, громко, многоголосо, невыносимо ярко для глаза. Красный, желтый, багровый, золотой. Лев и единорог rampant на каждом штандарте. Трубы и трубы, снова и снова, словно есть необходимость оповещать многократно, восхищать и глухих. И очень много людей. Человеческая толпа билась о подножие лестницы, где мы стояли, лизала ступени, выхлестывая вверх языки боннетов, плюмажей, развевающихся кудрей, как пенные гребни волн. А вот и он сам – высокий, атлетического сложения, верхом посреди двора. Мигом вкруг королевской кобылы очистилось пространство и, помедлив, приняв ритуальную помощь конюшего, он спешился – спокойно, почти с ленцой. Босуэлл приближался к нему через расступавшуюся толпу, трое старших сыновей сопровождали его, и все вместе они преклонили колени. Я же рассматривал короля – когда еще доведется? Треугольное лицо, тонкие губы, светлые глаза, сын датчанки и полуангличанина, он был отчетливо северной породы – рыбья кровь, похотливость, безжалостная мстительность. Но когда в нем загорался интерес, к человеку ли, к вещи, Джеймс мог становиться обаятелен, приветлив, любезен. Так и теперь: он скоро и небрежно поднял Босуэлла, не обратил ни малейшего внимания на двоих младших и выделил своим любопытством только лишь Адама.

И… потрепал того по волосам, как треплют ухо породистой собаки.

– Какой, однако, прелестный постреленок… вам следует чаще брать его с собой ко двору, Босуэлл.

Назвать прелестным постреленком молодого человека шести футов росту, косая сажень в плечах? Голова Адама почтительно склонена, и хорошо, что король не видел этого взгляда – я же подумал, что Джеймсу трудненько придется с графом Босуэллом впредь, когда этот титул наконец перейдет к моему брату. Зачем же он сознательно оскорбил наследника одного из сильнейших людей в королевстве?