Надежда Сайгина - Дар Степаниды

– Зинка, стерва, где шлялась? – заорал он, и глаза изменились – стали стального цвета, что совсем его не красило, – прихожу с работы, пожрать нечего. Тебя опять дома нет, лярва, где шлялась?

– Да не ори ты. Мы в бане были. Между прочим, с твоей матерью, – спокойно доложила Зинаида.

– А где мой маленький Ленин? – оглянувшись по сторонам и увидев пустые санки, еще громче заорал Геннадий, – Надька где?

– Надька… Надька?? Надька!!! – взглянув на санки, в ужасе закричала Зинаида и бросилась бежать по тропинке назад.

Зинаида бежала в темноте по полю, напролом, уже не видя тропки, проваливаясь по колено в глубокий снег. То и дело она истерично кричала:

– Надька! Надька!

Увидев темное пятно на снегу, Зина кинулась к нему, схватила дочку и прижала ее к груди.

– Жива, жива! – повторяла мать и, с трудом взвалив на себя, потащила драгоценный груз домой. Через несколько минут Зина устала, разозлилась, и по полной оторвалась на ребенке:

– Сидишь, да? Хорошо тебе сидеть, кобыла стоеросовая! А мать- руки обрывай! Что ж ты за гадина такая? Что ж ты молчала-то, а? Вот ведь гаденыш-то! Навязалась ты на мою голову! Говорили люди добрые, надо было аборт делать! И таз… такой хороший таз потеряла из-за тебя! Ладно хоть сумку-то не потеряла. Полотенце там новое…

Дотащившись до дома с Надькой на руках, она вошла в маленькую прихожую, которая также служила и кухонькой – с небольшим обеденным столом, двумя самодельными табуретами и тумбочкой для керосинки. Дальше, в девятиметровой комнате стояла железная кровать с шишечками – гордость Зинаиды, подарок свекрови. В двух шагах от нее прилепились к стене маленькая оттоманка и небольшой, темного дерева комодик с тремя ящиками для белья, покрытый зеленой вылинявшей скатеркой. Над кроватью и оттоманкой были приклеены портреты Софи Лорен, вырезанные из журнала «Экран». Что поражало в этой комнате, так это – чистота! Белоснежный подзорник на кровати, домотканые половики на полу и гордость Зинаиды – вышитые гладью накидки на подушках и диванчике. Зинаида и впрямь была чистюлей.

Зина, не раздеваясь, в валенках, прошла в комнату и брякнула на оттоманку ребенка, как мешок с картошкой. Затем быстро сбросила с себя на пол тяжелое пальто и потертую меховую шапочку. Размотала на ребенке пуховый платок, сняла шубку, шапку, валенки и… из кокона появилась чудесная, светловолосая, кудрявая Надька. За сильную схожесть с вождем пролетариев всех стран Геннадий и стал называть дочку «Лениным».

– А я не понял, ты где, курва, была? – возник на пороге недовольный Геннадий. – Ты чего в баню повадилась каждый день? – хмуро поинтересовался он, накручивая себя.

– Я же сказала, с матерью твоей в бане мылись! И почему каждый день? Раз в неделю вообще-то! Или ты у нас барин и в наших хоромах ва-а-анна есть? – поперла на него жена, закрывая дочку собой.

– Ну, сука, пеняй на себя, – пригрозил жене Геннадий, – если мой Ленин заболеет… Если только хоть раз кашлянет… Да я тебя… Я тебя… – затрясся вдруг Генка и рухнул на пол, как подкошенный.

Зинаида схватила испуганную Надьку и сильно прижала ее к себе, потом успокоилась, посадила ребенка на кровать и склонилась над мужем. Генка бился на полу с открытыми, вытаращенными глазами. Из его рта потекла слюна с белой пеной.

– Ой, мамочки, припадок! Ложку! Ложку надо! – засуетилась Зинаида и, быстро отыскав деревянную ложку, с трудом разжала челюсти припадочного и засунула ее между зубами мужа. Любопытная Надька, словно горошина, скатилась с кровати и подошла к отцу.

– Мам, а зачем ты ложечку ему в рот засунула?

– Ну, чтоб язык не проглотил…

– А-а-а!? Да и пусть бы проглотил, больше бы не ругал нас!

– Ладно, – укутывая мужа телогрейкой, сказала Зинаида. – Давай-ка, Надька, чаю попьем и спать! Он сейчас очнется, увидит, что мы дома, да и заснет.

***

Зинаида с дочерью очень любили приходить в гости к своим соседям по бараку, пожилым людям – бабе Тане и дедушке Ване. Соседи ласково называли их «Таня-Ваня» за то, что неразлучные, что никогда они не ругаются меж собой, живут, поддерживая друг друга. Сегодня был день чаепития, и Зинаида принесла со столовой жареные пирожки. Пили чай по-разному. Баба Таня и Надька – из блюдечка, шумно втягивая в себя горячий напиток. Дед Ваня – щедро подливая себе в чай козье молоко. Зинаида – аккуратно, мелкими глоточками, вприкуску с колотым кусочком сахара, который приберегала вот на такие дни.

Комната у стариков (да какие они старики по нынешним меркам – ей шестьдесят, ему семьдесят) комната у них – пятнадцать метров. Больше, чем у Зинаиды. Сервант с полками для посуды. А посуды… полным-полно. Но вся она заросла пылью и дохлыми мухами. Зинаида уже не раз собиралась все помыть и навести порядок, но баба Таня категорически была против.