Непостижимый восторг Фуке перед войной, заставляющий его видеть поле брани прекрасным и величественным, проистекает от понимания им дворянства как военной касты нации. Экономические основы феодального порядка его не интересуют. Несмотря на то, что он живет доходами с крупного поместья, он никогда не имеет хоть сколько-нибудь дела с его экономикой и управлением. Вопрос прусской реформы его не занимает, а если в его сочинениях и находят отражение отношения между землевладельцем и его крестьянами, то они неизменно рисуются им как некая патриархальная гармония: рыцарский долг обязывает быть по отношению к простым людям добрым покровителем и по-отечески заботливым другом и советчиком. Если обе стороны блюдут свой долг, мыслит он, обе только выигрывают, ибо мирный труд поселянина охраняется господствующим классом, берущим на себя исполнение долга ратного. Досуг, которым располагает дворянин благодаря подневольному труду других людей, он должен использовать на то, чтобы «постигать благородное искусство владения оружием и совершенствоваться в нем», а также «с юных лет посвящать себя в таинства чести и вдохновенного мужества через беседу, созерцание, повествование», пишет Фуке после 1815 года, когда вынужден отстаивать свой консерватизм даже перед друзьями. Дворянские привилегии должны быть не упразднены, считает он, но обновлены с помощью рыцарской доблести. Лишь тот, кто не обладает таковой, то есть уклоняется от военной службы, не имеет права на привилегии. Фуке вынужден поступиться рыцарскими замками ради нового времени — скрепя сердце, конечно, ведь современные герои его романов только и лелеют мечту о том, чтобы возвратиться за стены и бойницы, а с ними, разумеется, и их автор. Несмотря на непонимание, критику и насмешки, он неизменно видит себя таким, каким описывает во вступительных стихах ко второму изданию «Ундины»:
А если спросит кто-то вдруг,
Скажи: он рыцарь верный самый,
Мечом и песней служит дамам
В бою, на танце, на пиру.
Но даже на благородном коне (вместо Росинанта) и без Санчо Пансы бранденбургский барон весьма смахивает на идальго Дон Кихота из Манчи, о котором он, впрочем, знал и которому симпатизировал, хотя и превратно понимал его. Он написал о нем статью в пятнадцать страниц, но так и не узнал в нем сходства со своей судьбой, ведь Дон Кихот, мыслит он, искал «странствующее рыцарство», он же — напротив — тесно связывал идею рыцарства с государством.
Наивность этого поэта, всю жизнь остававшегося ребенком, умиляет, но его, впрочем, можно охарактеризовать и словами Гейне, сказанными о «Зигурде» Фуке: «У него отваги хватит на сотню львов, а ума — на пару ослов» [202] «У него отваги хватит на сотню львов, а ума — на пару ослов» — цитируется по изданию: Гейне Г . Собрание сочинений в десяти тт., т. 6, М., 1958, с. 254.
.
Поцелуй поэзии
Без сомнения, Грильпарцер [203] Грильпарцер — Франц Грильпарцер (1791–1872), австрийский писатель.
(в своей автобиографии) заходит слишком далеко, утверждая, что «большая часть нации ставила его (Фуке) рядом с гигантом Гёте»; но наверняка соответствует истине то, что по крайней мере в промежуток между 1810–1815 годами Фуке играл весьма заметную роль в литературной жизни Германии. Он чрезвычайно активно выступает как издатель антологий, альманахов, журналов; принимает деятельное участие в судьбах многих литераторов, пишет и переводит, ведет обширную переписку; но популярность он снискал себе прежде всего романами и рассказами. Благодаря поддержке Августа Вильгельма Шлегеля Фуке сравнительно быстро сделал себе имя, сначала как поэт и автор драматических произведений, затем как сочинитель прозы, которую писал быстро и которая легко читалась. Почти так же быстро его забыли. Его можно было бы назвать модным писателем, если бы это модное направление (хотя он его не создавал и не приспосабливался к нему, просто оно отвечало естественному направлению его мыслей) не называлось бы мрачным словом «национализм». Точнее, пожалуй, было бы сказать, что Фуке всегда оставался второстепенным писателем, но его вынесло на волне времени, которой соответствовал его стиль и в свете которой он смог выглядеть первостепенным. Нужны были герои — их находили у него. Когда они перестали быть нужны, стало видно, что эти герои — всего лишь ряженые куклы, насмешки же, которыми осыпали автора, выглядели вдвойне жестокими, ибо их в равной мере можно было бы отнести и к читателям: ведь это они, увлекаясь сюжетами и тенденциозностью его сочинений, принимали пеструю поверхностность за высокое искусство. За свою кратковременную славу Фуке пришлось долгие годы расплачиваться пренебрежением к себе со стороны читательской публики и издателей. Историки литературы перестарались в неуважении к нему как писателю на много лет вперед. Перефразировав остроумное замечание Бёрне о «кентаврообразных» романах Фуке, Георг Брандес [204] Георг Брандес — (1842–1927), датский литературный критик, пользовавшийся европейской известностью.
наконец снабдил (1875) нашумевший в свое время роман Фуке «Волшебное кольцо» ярлыком «поэзия для офицеров кавалерии»: «Единственное, что Фуке удалось осилить в этом романе, — это лошади».
Читать дальше