Эрик Нойч - Встреча. Повести и эссе

Он глядел на мысы своих жалких сапог, размышляя о том, на что обрек бы Терезу и Губера, последуй они за ним. Шесть тысяч ливров в месяц. Куда там! Он остался при своих мизерных ста восьмидесяти в декаду.

Чиновник с сожалением пожал плечами. «Нам искренне жаль, гражданин Форстéр», — сказал он, по-французски делая ударение на последнем слоге. «И пожалуйста, не думайте, что мы не в состоянии оценить ваши заслуги. Национальная библиотека срочно нуждалась в строгом и квалифицированном руководстве. Мы надеялись на вас, крепко полагались на вашу готовность — вы же совсем пропали и так долго не давали о себе знать».

Ах, это время, это бесполезное время, которое он попусту провел в Понтарлье еще после возвращения из Валь-де-Травера! На огорчение он имел право, на обиду — нет. Виноват только он сам. Ему бы давно надо было сообразить, что развода в отсутствие Терезы нельзя добиться и по новым французским законам.

Он еще просил о возможности побеседовать лично с кем-либо из членов Комитета общественного спасения. Он хотел бы добавить к своему докладу о проделанной работе в штабе Северной армии еще кое-какие личные наблюдения и замечания и надеялся встретиться для этого с Сен-Жюстом [25] Сен-Жюст . — Луи Сен-Жюст (1767–1794), член Комитета общественного спасения в период якобинской диктатуры, сторонник Максимильена Робеспьера (1758–1794), фактически возглавившего в 1793 г. революционное правительство якобинской диктатуры. Оба казнены термидорианцами — участниками контрреволюционного переворота 9 термидора (27–28 июля 1794 г.), свергнувшего якобинскую диктатуру. , о котором знал из «Монитёра», что тот в Париже. Он назвал это имя, хотя и сомневался, что будет принят. Не до него сейчас. Республика слишком занята борьбой — и с внешними и с внутренними врагами. Восстание в Вандее все еще не было подавлено, Тулон принадлежал англичанам, положение в Эльзасе и в Австрийских Нидерландах обострялось, и военные комиссары должны были неотступно находиться при войсках.

Чиновник тем не менее сделал себе пометку, и Форстер простился.

Поскольку ветер тем временем разогнал дождевые тучи, в саду у Тюильри опять было полно народу. На опустевших газонах бородатые и беззубые старцы проводили время за игрой в бетанк — старинной французской игрой, которая, однако, до революции, и даже до 10 августа прошлого года вряд ли могла быть кому-нибудь разрешена. Они бросали подальше деревянный шар, так называемую «свинью», а потом кидали круглые величиной с кулак голыши, стараясь попасть как можно ближе к свинье, по возможности сбив по дороге камни противника. Как ни часто наблюдал за этой игрой Форстер, он все еще не усвоил ее правила. Он только слышал, что вместо камней надо бы использовать литые ядра, но правительство их конфисковало и отправило на переплавку в кузницы, изготовляющие оружие. Он заметил, что сегодня свинье были приданы черты Дантона [26] Дантон . — Жорж Жак Дантон (1759–1794), один из вождей якобинцев, с 1793 г. занял примиренческую позицию по отношению к жирондистам (политической группировке, представлявшей республиканскую буржуазию и находившейся у власти с 10 августа 1792 г. по 31 мая—2 июня 1793 г.), казнен как контрреволюционер. . Неистовый Эбер [27] Неистовый Эбер . — Жак Эбер (1757–1794), левый якобинец, в марте 1794 г. вместе с единомышленниками выступил против правительства якобинской диктатуры, казнен. все горячее и решительнее писал в своей «Pére Duchesue» о том, что некие люди, которых он назвал «Предусмотрительными», приняли взятку от коалиции европейских королей и князей, чтобы задушить революцию.

В это мгновение со стороны улицы Сент-Оноре докатился взрыв дикого крика. Должно быть, толпа там опять сопровождала тележку на эшафот, к цирюльнику нации, как выразился один старик, тут же бросивший игру и пустившийся вприпрыжку вслед за толпой, которая криками, свистом, проклятьями изливала свою мстительную ненависть к кому-то — на сей раз, может быть, к спекулянтам и барыгам.

На террасе перед манежем с ним заговорила женщина. Ее только что вырвало, и она прикрывала рот платочком, чтобы не дышать на собеседника. «Гильотина, — сказала она, — погубит все установления человечности. Даже дети мои — вон они стоят под тем жиденьким каштаном — подражают палачам в своих играх. Недавно гильотинировали кошку. А в одном предместье, говорят, уличные мальчишки уже казнили кого-то из своих сверстников…»

Ах, дети, дети! Только им суждено пожать плоды кровавой борьбы и насладиться последствиями этого переворота. Он-то гораздо меньше боялся за их будущее, чем эта женщина. Почему же именно бесчувственность должна стать главным результатом революции, одушевленной пафосом высокой морали? Конечно, твердости придется проявить немало, чтобы пресечь происки врагов революции. Это будет стоить жизни еще многим людям. Но разве не сами они повинны в своей судьбе? Единственное средство от рака — это нож, хотя, конечно, я рад, что не мне приходится быть хирургом. Я бы не смог — при всем том, что ясно понимаю необходимость террора.