Николай Стародымов - Личный тать Его Величества

Да и сколько ещё там его поджидает душ, загубленных им!..

И он, Меньшой Воейков, попадёт туда живым, и умирать ему придётся там дважды – сначала скончается в жутких муках тело, а потом вечно придётся умирать бессмертной душе.

– Кто ты?!! – вновь не дождавшись ответа, выкрикнул узник.

Словно в ответ на его выкрик, факел звонко щёлкнул, ярко вспыхнув и щедро сыпанув вокруг колючие звёздочки искр.

– Не пужай мой светильник, – ухмыльнулся пришедший.

Правда, ухмыльнулся недобро.

Зловещая эта ухмылка на лице не задержалась, тут же и сползла, будто не рождалась вовсе… Пришедший наклонился вперёд, лицо вовсе скрылось в тени. Только белки глаз продолжали поблёскивать огненными бликами.

– Уже поболе двадцати годков, почитай, прошло, а я тот день как сейчас помню, – глухо заговорил он.

Двадцать годков… Нынче у нас 1607 год от Рождества Христова… Поболе двадцати… Это ж при великом государе Иоанне Васильевиче, когда он опричниной забавлялся…

Ох, славное времечко было-то! Жуткое, но славное!

Вернуть бы его!..

Иван Меньшой Воейков был тогда молод, силён, весел, удачлив… Да и в самом деле – без удачливости-то, разве б попал он в опричную тысячу, да ещё в Ближнюю государеву сотню?..

Так что ж, этот неведомый посланец – оттуда?.. Из буйной и греховной молодости?..

Не стар ещё… Сколько ж ему тогда было годков-то?.. Совсем, по всему, ещё малец…

– Да назови ж себя!

– Вряд ли вспомнишь, пополза, – снова недобро, одним ртом усмехнулся пришедший – ухмылка обозначилась только чуть съехавшей набок бородкой. – Сколько люду вы с татями-дружками тогда доли лишили… Кривоустов я. Георгий… Сын Михайлы Троежёна…

Кривоустов. И в самом деле, не упомнить…

При Гришке-Самозванце какой-то Кривоустов состоял, Фонькой звали… Родич этому, наверное… Да при боярине Воротынском того же прозвища подручный имеется, Лавруха, вроде как…

А Георгий… Не вспоминается…

– Вы с Ванькой Сукиным нашу усадьбу разоряли… Батянька мой Орешек-крепость от басурман свейских боронил, а вы, тати, нас зорили!.. Сукин-то сгинул где-то, не найти… А ты – вот он, свёл нас случай…

Сукин…

В памяти ворохнулось что-то…

– Изменился ты, тать! – продолжал Кривоустов. – Да только вот тут, в глазах моих, – он показал на свои зеницы, даже не прижмурившись, – ты навсегда остался. Как вы мамку мою во двор раздетую выгнали, и застудилась она!.. – и умолк, задохнувшись от гнева.

Уж не тот ли это случай, когда Васька Тёмкин ябеду на Сукина подал… – озарило Воейкова.

С Ванькой они тогда много накуролесили, есть что вспомнить, есть что отмаливать…

А как служба государева начиналась! Чудо как замечательно! И кто бы мог представить, чем завершится!..

Не дано человеку провидеть будущее! И счастье его в том!

Воистину: не бахвалься успехами, пока идёшь по жизни – итог её уместно подводить лишь перед ликом Вечности, на смертном одре, оплакиваемый детьми и внуками, друзьями и близкими, когда получишь окончательное отпущение грехов и святое причастие!

Ежели, конечно, Господь всеблагой явит на то свою милость! Если жизнью своей заслужишь такую кончину!

Да только разве ж думаешь об этом, о старости своей, да о кончине неведомо когда грядущей в окружении внуков, когда молод, силён, здоров, да ещё везёшь благую весть, возвращаясь с самой первой в твоей судьбе войны!

…Кавалькада всадников, простучав копытами лошадей по дощатому настилу моста, ворвалась в Новгородский детинец ясным августовским утром через Пречистенские ворота.

Ваньку Воейкова царапнул тревожный взор Богородицы, лик которой глядел со стены башни на всех, подъезжавших с моста через Волхов. Тоже, небось, вестей ждёт, заступница…

Охранявшие ворота стрельцы ещё загодя кричали:

– Ну что, братцы?.. С чем едете?..

– Победа! – крикнул скакавший впереди Иван Сукин – гонец Михайлы Воротынского. – Побили басурмана!.. Вдребезги!!!

– Разбили! – не в силах удержать радость, заорал и Ванька Воейков, сорвав с головы шапку и размахивая ею. – Победа!..

– Слава! – потрясая бердышами, дружно, радостно, хотя и вразнобой вскричали стрельцы-привратники. – Спасены!.. Спасибо, Господи!.. – и крестили подъехавших. – Благослови вас Господь за добрую весть, братцы!..