Элена Томсетт - Литвинка. Книга 1

Внимательно выслушав его, усталый после бессонной ночи, в течение которой он объезжал с инспекцией, подчитывая потери, усыпанное трупами поле сражения при Бортеневе, князь Михаил Ярославич махнул на него рукой и не менее любезно пригласил проехать с собой в Тверь. Кавгадый в красочных выражениях выразил ему безмерную благодарность за подобное гостеприимство, и на этом откланялся, поспешив к своим людям. От тверских татар князя Дмитрия он узнал, что Юрий Московский со своей малой дружиной убежал в Торжок, а оттуда – в Великий Новгород. В плену у князя Михаила Ярославича остались раненый в бою брат князя Юрия – Борис Данилович, его молодая жена Агафья-Кончака, сестра хана Узбека и, собственно, сам Кавгадый. Такая вот теплая компания. Кавгадый даже сплюнул с досады. Дожил, называется. Ничего не поделаешь, придется выкручиваться самому.

Обоз великого князя, к которому присоединилась свита Кавгадыя, миновал вереницу телег, на которых в сопровождение монахов местного монастыря везли в Тверь раненых. Тех, которых нельзя было перевозить, в том числе одного из смертельно раненых суздальских князей, оставили на попечение настоятеля Богородичного монастыря, расположенного недалеко от поля сражения, на реке Шоше. Именно настоятель этого монастыря, бывший тверской епископ Андрей, благословлял вчера князя Михаила Тверского и его войска на битву с Юрием Московским и его союзниками.

Князь Михаил Ярославич, в тяжелом багряном плаще, подбитом соболями, ехал верхом, в сопровождении своих бояр. Несмотря на победу, воины в свите тверского князя молчали, усталые и ошеломленные, еще не в силах осмыслить ее значения.

Кавгадый краем глаза заметил, как к одному из сыновей тверского князя, такому же высокому, как его отец, темноволосому молодому человеку с темно-синими глазами, внезапно приблизился конный всадник, по выправке которого Кавгадый немедленно догадался, что это татарин. Он что-то сказал молодому человеку, отчего глаза того вспыхнули гневом. Затем княжич обратился к тверскому князю, своему отцу. Выслушав его, не поднимая головы, князь Михаил Ярославич кивнул. В тот же миг молодой тверской князь выехал из свиты отца, развернулся и, пришпорив коня, поскакал в направлении Бортенева. Вслед за ним помчался молодой татарин.

– Это кто? – спросил у ближайшего к нему тверского боярина Кавгадый, в результате общения с князем Юрием Даниловичем научившийся немного говорить по-русски.

– Молодой княжич Дмитрий, – охотно пояснил ему боярин Акундин.

– А татарин откуда?

– Так это же его сотник, Бунчак.

– Вот оно, значит, как, – пробормотал Кавгадый. – А куда поскакал ваш молодой князь?

– А Бог его знает! – махнул рукой боярин. – Он у нас малахольный. Из татар, вон, себе дружину набрал, шныряют они у него везде, вынюхивают, выспрашивают. Отец его сильно любит, вот во всем и потакает. Это надо же, позволил этому мальчишке вчерашней битвой командовать! А тот и возомнил себя не иначе как самим Чингиз-ханом. Стоял на холме у Бортенева и огни китайские пускал. Сигнал к наступлению, сигнал к отступлению! Игры бесовские! – в сердцах выпалил боярин. – Ну и что теперь? Выиграли сражение, называется. Что хан то твой теперь скажет, а, татарин?

«Во-первых, я не татарин, а монгол, – сердито подумал Кавгадый. – А во-вторых, это очень интересная информация. Не для туповатого московского князя, на которого я так опрометчиво поставил, а для хана Узбека».

Вслух он, лицемерно возведя очи горе, с пафосом произнес, перебирая в руках четки:

– Аллах велик! Все мы в воле Аллаха!

– Тьфу ты, басурманин проклятый! – перекрестился боярин, отворачиваясь от Кавгадыя.

По прибытии в Тверь монгольской принцессе отвели просторную горницу в княжеском тереме, большую и холодную, как чулан. Не привыкшая к русским морозам, Кончака мерзла так, что уже с утра, после того, как она вылезала из теплой постели, ее начинало трясти от холода. Не помогали согреться ни переносные печки, ни нагретые кирпичи, которые заворачивали в чистые тряпицы и клали в постель и под ноги сидящей в кресле у окна Кончаке.

Сама не сознаваясь себе в том, Кончака ждала прихода молодого тверского принца. Сидела у окна, внимательно рассматривала двор, сновавших по нему людей, надеясь в один прекрасный день увидеть красивого тверского принца. И чудо произошло. Он пришел. Постучав в дверь, попросил позволения войти, и, получив его, прошел до середины горницы, прежде чем увидеть Кончаку, сидевшую у окна. Принцесса с любопытством разглядывала его. Ей не показалось. Тверской принц действительно был красив. Высокий, худощавый, с широкими плечами и узкий в поясе, с правильными четкими чертами лица, потрясающей улыбкой и необыкновенными темно-фиалковыми глазами. Кончака смотрела на него большими изумленными черными, как черешни, глазами, радуясь тому, что она тоже красива, и, возможно, она понравится ему. Дома, в Золотой Орде, во дворце брата в Сарай-Берке ее называли самой красивой монгольской принцессой.