Вадим Барташ - На дальних берегах. Книга первая. Тринадцатый год. Часть третья

–Э-эй, вы там, поосторожнее! – причитал за спиной матроса Чудинов. В этот момент к ним подошёл Алексей Суриков и спросил:

–Что у вас тут случилось?

–Да вот, косорукие! – выругался Чудинов. – Уронили в реку наш с тобой груз.

–Это который от Берга получен?

–Ну а какой же ещё?! – ответил Чудинов. – Только что его получил и вот те на-а-а…

Алексей тут же изменился в лице и не добро нахмурился:

–Там же несколько моих сверхточных аптекарских весов, и ещё кое-что… Это же всё может испортиться!

–А у меня там немецкий аппарат по приготовлению мороженого… – запричитал Пётр Ефимович. – Новейший! И, к тому же, дорогущий! Я его специально заказал для своей кондитерской. Думал привезу в Семипалатинск, всех удивлю, поставлю на уши, и вот…Ему скорее всего теперь хана.

Коробку с большим трудом, но всё-таки вытащили на берег и подняли на пароход, а затем, слив воду, занесли в каюту и распаковали. Алексей и Пётр Ефимович стали придирчиво рассматривать её содержимое.

Наконец, Алексей произнёс:

– У-у-ух, вроде бы только одни из четырёх моих весов погнулись… Да и то лишь слегка. Буду уже уповать на Исаака. У Лейбы золотые руки и я надеюсь он и эти погнутые сможет исправить!

– А у меня дела похуже, – совсем расстроился Пётр Ефимович. – Наверное придётся новый аппарат заказывать у Берга. Прибудем в Казань, телеграфирую Йоахиму, что бы он его замену подготовил, и на обратном пути этот новый заберу. Ну а испорченный… Ну что ж, вычту стоимость его из заработка Неустроева. В следующий раз он не будет считать ворон, раз-з-зява!

Когда Марк узнал, что у него вычтут из его зарплаты стоимость повреждённого аппарата по приготовлению мороженого, то сразу поник. Аппарат этот стоил не дёшево, где-то рублей сто семьдесят, а то и все двести. А это равнялось почти годовому его жалованью в кондитерской у Чудинова! Однако возражать этому решению хозяина было бесполезно.

Это был второй серьёзный прокол со стороны Марка за время его путешествия с Чудиновым до Нижегородской ярмарки, и мой дед уже просто боялся лишний раз попадаться Петру Ефимовичу на глаза.

***

Никич сразу понял, что Марк чем-то сильно расстроен.

–Что случилось? – спросил он, когда Марк вошёл в их каюту.

«Ермак Тимофеевич», дав прощальный протяжный гудок и шумно заработав лопастями, уже отошёл от пристани Симбирска и направился на север. Неустроеву не хотелось ничего рассказывать, да и, к тому же, он был весь мокрый как цуцик и по-прежнему дрожал. Да так сильно, что у него зуб на зуб не попадал.

Марк молча на сухо вытерся, достал новую одежду и переоделся.

Никич переспросил:

–Ты что, в воду свалился?

– Ага… Ну вроде того… – неопределённо ответил Марк и, упав на лежак, уставился в стенку.

Никич помолчал-помолчал, но его продолжало распирать любопытство и он, не выдержав, переспросил:

–Ну что ты как в рот воды набрал? Что молчишь? Что всё-таки случилось? Чего энто вдруг в реке-то ты оказался? Объяснишь?

Марк понимал, что если уж Никич чего-то захотел, то не отвяжется, и поэтому, по-прежнему глядя в стенку, пробурчал:

– Да груз хозяина я не сберёг…Уронил.

– Ценный?

– Вроде, да.

– Ну и как же у тебя так вышло? – сокрушённо всплеснул руками Никич.

– Да вот захотел и выронил его…

Пропустив мимо ушей явную издёвку напарника, Никич ещё спросил:

– А что там было?

– Какой-то аппарат…

– И какой?

– Который у немцев взяли. В Симбирске.

Больше Никич ничего не добился от Марка.

***

Ангелина не знала, как ей поступить. Она боялась себе признаться, но всё-таки её новый знакомый ей нравился. Даже можно сказать, что не просто нравился.

Она редко встречала в своём захолустном городке таких молодых людей. Он был не на много старше её и достаточно привлекателен, но при этом в нём превалировал исконно славянский генотип, то есть он был голубоглаз и светловолос, а брюнетке Ангелине именно такой типаж мужчин и нравился. Нравился больше всего. А ещё Суриков был целеустремлён. И это тоже импонировало дочери помощника капитана «Ермака Тимофеевича».

Ангелина вечером места себе не находила и маялась. Она знала, что Суриков её терпеливо ждал на корме. Арина Мефодьевна искоса посматривала на дочь и догадывалась от чего та не могла сейчас спокойно усидеть на месте.

Наконец, Ангелина не выдержала и произнесла:

– Маменька, что-то душно мне в каюте… А пойду-ка я на воздух? Подышу перед сном…Ты не возражаешь?

Арина Мефодьевна одними кончиками губ усмехнулась: