Олег Красин - Солнечный ветер. Книга четвертая. Наследие

Глупцы! Все они были глупцами, не понимающими Коммода!

Он ходил на скачки, на гладиаторские бои, на спектакли только за одним: каждый раз в его голове разыгрывались сцены, возникали красочные фантазии, где главным героем был только он, Коммод, и никто другой. Он оказывался тем ловким авригой 8на колеснице, который обгонял всех соперников и первым приближался к финишу, под радостные крики толпы надевал на голову почетный венок. Он выступал умелым гладиатором без жалости, разящим врагов и опрокидывающим их на песок арены, с упоением слышащим рукоплескания публики. Наконец, он являлся самым главным героем пьесы, к которому приковано все внимание и на котором держится все действие. Он был тем актером, о котором говорили на углах города.

Да, ему хотелось внимания – вот, что на самом деле руководило им, а они говорили об азарте, они говорили о лени. В сущности, его увлекательные фантазии вырастали из детства и были обязаны одиночеству, в котором его оставили Марк и Фаустина, занятые государственным и личными заботами.

Во время обсуждения предстоящих конских скачек в Антиохии, Клеандр умело подогревал интерес Коммода.

«Я узнаю на кого авригу поставить, – говорил он, хитро щуря глаза. – Я меня большие связи в Сирии, которая неподалеку от моей родины Фригии. Ты выиграешь, цезарь!»

Однако Коммоду в последнее время хотелось не просто наблюдать за скачками, это чувствовал Саотер.

«Я хотел бы видеть тебя победителем!» – сообщил он молодому господину, услышав предложение Клеандра. Так он пытался противопоставить свое влияние, влиянию вновь испеченного наставника.

«Цезарю рано участвовать в скачках. Он может получить увечье», – злобно парировал Клеандр, сузив черные как уголь глаза.

Слушая их Коммод признавал правоту Клеандра, очевидную и расчетливую, приземленную. Да, он наследник, ему надо беречь себя ради империи, особенно из-за частых болезней отца. И все же сердцем он был с Саотером. Тот знал тайные желания молодого цезаря, умел угадывать их. Саотер повсюду сопровождал его как тень, глядя восторженными и влюбленными глазами, и эта любовь не утомляла Коммода. Наоборот, она возвышала его в своих собственных глазах, потому что отличалась от любви родителей, ибо те любили его по обязанности, а Саотер по зову души.

Итак, оба они: и Клеандр, и Саотер, соревновались друг с другом, каждый желая опередить соперника и только размер тени показывал, кто и в какое мгновение побеждает – тот, у кого она была длиннее, находился от цезаря дальше.

«Я все устрою», – предлагал Клеандр Коммоду, насмешливо поглядывая на Саотера.

«Я тебя поддержу!» – говорил Саотер своему молодому цезарю, прикладывая руку к груди в знак клятвы.

Так или иначе, а Марк со свитой приближался к Антиохии. Он объехал стороной город Кирр, откуда родом был Авидий Кассий и его отец Гелиодор, бывший некогда советником императора Адриана. Еще немного и должны показаться стены самого большого города Азии, шумного, многоречивого, богатого. Ошибка его жителей состояла в горячей и безусловной поддержке узурпатора власти Кассия. Конечно, Авидий почти девять лет прожил в городе, укрепляя Антиохию, толково управляя всем востоком отсюда. Однако, как считал Марк Аврелий, это не повод для предательства.

Верность и измена – ему припомнился воображаемый разговор с Рустиком – следствия одного порядка, зависящие от наличия или отсутствия добродетели. Человека без добродетели можно простить если он утратил ее по случайности или не приобрел в юности. Но если человек сознательно устраняет добродетель из своей жизни, как это сделали антиохийцы, то он не заслуживают снисхождения. Поэтому, когда Коммод, подстрекаемый слугами, явился к отцу с просьбой разрешить ему присутствовать на конских бегах в Антиохии, то услышал от того уклончивый ответ.

Марку не хотелось огорчать сына отказом по таким, как он считал, пустякам, ведь впереди могли возникнуть более серьезные вопросы, где поддержка Коммода будет необходима. Например, в вопросах войны и мира на севере. Кто знает, угомонятся ли варвары после заключенного с ними договора?

«Найти общий язык с дикарями непросто, – думает Марк. – Мир вообще непрочен, ибо сила оружия принуждает к нему, а сила денег удерживает от его нарушения. К тому же дикарям недоступно знание истины, потому что оно дается долгими годами обучения и взросления. И то, и другое у наших северных соседей напрочь отсутствует. Их обучают в лесу медведи да волки, их ум остается чистым и незамутненным, по-настоящему детским. А с детьми невозможно договориться. Поэтому и мир с такими долго не продержится».