Фаустина!
Ей уже под сорок, ее жизнь проносилась стремительным потоком, оставляя на обоих берегах все важное и ценное, что давало радость душе, особенно в молодости. Она, как в известной пословице, бежала наперегонки сама с собою, боясь выпустить из рук нечто такое, чего потом никогда не получит. И это не деньги. Это то, чего так не хватает каждому: любви или ее видимости. Сейчас же от нее требовалось лишь немногое: не терять достоинство, хотя бы и внешнее, жены императора и матери его детей.
– Я отдам распоряжение касающееся Агаклита. Однако хочу тебе напомнить, что он женат на Фундании, она нам родственница через покойного Либона. Придется все равно приглашать их по торжественным поводам, ведь она родила общего с Агаклитом ребенка. Если не ошибаюсь, мальчика Луция Аврелия Агаклита. Я проверил запись у префекта эрария в храме Сатурна.
Фаустина бросила на мужа негодующий взгляд, точно он был виновен в родах Фундании, а Марк подумал: «Если бы ты знала, что знаю я об этом негодяе. Агаклит повинен в гибели Либона, у меня есть неоспоримые доказательства. Виновен он и в других преступлениях, но я не буду ворошить прошлое. Фундания родила от Агаклита, казнить ее мужа будет чрезмерно жестоко для подрастающего ребенка. Он-то ни в чем не виноват».
Ранним утром, когда после напряженной ночной работы Марк вышел в обеденный зал дворца, чтобы позавтракать, он застал там свою жену Фаустину и ставшего в последнее время ее любимчиком некоего Тертулла. Тот был известен Марку, поскольку служил в канцелярии префекта города, имел ранг всадника и, конечно, смазливую физиономию.
Тертулл ухмылялся глуповатой улыбкой, растягивая губастый рот. Поскольку, как заправский модник, он тер лицо и руки пемзой, то кожа у него сияла белизной, пушистая бородка была аккуратно острижена. Все пальцы холеных рук его усеяли перстни, а гладкие длинные ноги, на которых воском удалили лишние волосы, он небрежно вытянул на ложе. Внешне он выглядел безобидным малым, но глаза… Они выдавали его. Глаза были наглыми и порочными. Про таких обычно говорили: «Легче под мышкой спрятать пять слонов, чем одного распутника».
Фаустина и Тертулл возлегли на ложах рядом со столиками, уставленными разной снедью – на завтраке обычно обильно насыщались, чтобы не чувствовать голод в течение дня. В центре стоял серебряный репозиторий, с поставленным на него в виде пирамиды другими подносами. До них можно было дотянуться рукой и выбрать желаемое угощенье.
– Не слишком ли рано для утреннего посещения? – удивился Марк. – Вы как будто не расставались всю ночь.
– А если и так? – хмыкнула Фаустина, которая любила изредка подразнить мужа.
«Опять завела любовника, – отчужденно подумал он. – Хватает первых встречных, которые попадаются на пути, как кошка, охотящаяся на мышей».
– Тебе нравится у нас во дворце, Тертулл? – спросил он, не реагируя на шутку супруги.
– О, да! – небрежно, с ленцой ответил тот, словно и не чувствуя неловкости момента. – Особенно мне нравятся повара. Как они приготовили сыр и соленую рыбу с яйцами, добавив вино на меду! Они превзошли самого Апиция, – он показал на принесенное блюдо, посыпанное молотым кумином.
– Ты, конечно, этого не оценишь Марк! – привычно упрекнула его Фаустина.
– Нет, не оценю!
Он присоединился к жене и гостю. Слуги внесли обычную, простую еду императора.
– Что интересного происходит в Риме, Тертулл? – спросил он не столько, чтобы поддержать разговор, а для того, чтобы действительно услышать новости от постороннего.
В ежедневных донесениях шпионов сквозила однообразность, которая не позволяла охватить целиком всю картину римской жизни. И происходило это оттого, что их начальники ошибочно полагали, будто знают, что именно нужно императору. До него, кто-то из властителей интересовался грязными сплетнями об изменах. Кому-то нравилось читать о припрятанных богатствах чиновника-ворами, с тайной мыслью, что все награбленное можно заполучить в любое время, ведь места известны. Других же, вроде Калигулы, притягивали истории об омерзительных пороках патрициев и всадников, поскольку позволяли не приходить в ужас от собственной извращенной натуры.
В отличии от всех них Марк интересовался не этим. Он – правитель, источник идей, которые реализовались в указах, распоряжениях, высказываниях, выступлениях, летящих из Рима по всему свету до границ Китая, Африки и Северного моря. Точно сотрясающийся в ответ на тектонические сдвиги земли вулкан, он должен чувствовать глубинное движение истории и вести государство, народ в верном направлении. В этом и заключалась его работа.
Читать дальше