Александр Ведров - Муравьёв-Амурский, преобразователь Востока

Муравьёв – начальник отделения Черноморской береговой линии из девяти укреплений и фортов, проходившей от Анапы до границы с Османской империей. Он участник усмирения племен убыхов и джигетов. Убыхи, вражда которых к русским доходила до фанатизма, угрожали расправами джигетам за их миролюбие к царской армии, и Муравьёв лично провел переговоры с ними, добившись покорности убыхов. Где только можно, он применял мирные способы, при которых вхождения в Россию новых территорий оказывались более прочными, и даже привез в Петербург вождей семи местных племен, принявших российское подданство.

С той встречи царь запомнил Муравьёва, умело применявшего не только военные, но и дипломатические приемы, и по заслугам произвел его в генералы. Путь от майора до генерала пройден за три года. Возведенные военные крепости муравьёвской береговой линии со временем положат начало российским городам Новороссийску, Геленджику, Сочи, Пицунде, Гагре и другим. Приобретенный военный опыт Муравьёв успешно перенесет с Кавказа на Дальний Восток.

В понимании Муравьёва честолюбие неразрывно связывалось со славой, облекаемой общественным признанием, а путь к ней лежал через труд, жертву и честность. Три жизненных принципа, три критерия, по которым сверялись все принимаемые решения героя своего времени. Тридцать пять исполненных лет заставляли задуматься над предназначением в мире, полном противоречий, искушений и тайн. Что сделано им в возрасте, в котором Наполеон, Байрон и Пушкин покорили мир? Для чего он был первым в Пажеском корпусе, в боевых походах, для чего за девять лет военной службы получил генеральский чин? Николаю предстояло осмотреться, шире взглянуть на мир, подвести итоги прожитому, а тут еще раны напоминали о себе, понуждая заняться лечением. С тем отставной генерал и выехал в Берлин. После принятых вод и прочих процедур он направился в Париж, столицу культурной Европы, город просвещенных умов и свободомыслия, город, при одном упоминании которого в воображении возникали волшебные грезы, рисовались романтические картины. Они и оправдались. В купе экспресса Берлин – Париж компанию Муравьёву составил, как он представился, господин де Ришемон, высокий, статный старик, отменно одетый. Завязалась дорожная беседа на французском.

– Вы, случаем, не военный? И даже в генеральском звании? – неожиданно спросил попутчик.

– Вы действительно правы. Но отчего вы так решили, ведь для моего возраста генералы в редкость?

– Вас выдает способность быстро схватывать и точно выражать мысли…

Знакомство оказалось настолько приятным для каждой из сторон, что по прибытии в Париж господин де Ришемон в настоятельной форме предложил путешествующему генералу разместиться в своем дворце городка По, что уютно разместился на одноименной речке на юге Франции. Предложение принято, и с благодарностью. От купейного знакомства – к семейному. Мадам де Ришемон превосходно музицировала на рояле. Ее дочь, Элизабет, девица за двадцать лет, говорила на нескольких языках и немного на русском. Она стала лучшим путеводителем Муравьёву по улицам и галереям, музеям, театрам и прочим парижским достопримечательностям. Началось погружение во французскую жизнь, историю и культуру. Для чего? Для самосовершенствования, достижения панорамного представления о мироздании и еще для личностного роста будущего реформатора, которому, пока не ведавшему о том, придется ставить цели и ориентиры развития русских земель, окраин и захолустья со всей их отсталостью, дикостью и патриархальностью.

Увлекательные занятия Николая и Элизабет, ставшие им душевным праздником, не могли не перейти в более нежные чувства, какие возникают между молодыми, красивыми и нравственно одаренными людьми. Муравьёву, с избытком хлебнувшему военные лишения и смертельные опасности, были необходимы психологическая разгрузка, исцеление покоем и лаской. Его израненная душа, взбудораженная огнем и порохом, просила умиротворения и насыщения любовью. Генерал снова почувствовал себя камер-пажом, сгоравшим от щемящего чувства преклонения перед юной княгиней Еленой Павловной, за креслом которой стоял в услужении, вдыхая сладкие ароматы, отслеживая повороты умнейшей головки или плавные взмахи и движения обворожительных рук. Юношеский пыл с неодолимой силой заполонял генеральскую грудь, стеснял дыхание, заставляя учащенно и трепетно биться взволнованное сердце.