Петр Никифоров - Октябрь в Приморье

— Товарищ, пойдемте ко мне. Мы с женой только двое. У нас и отдохнете.

Председатель тревожно взглянул на солдата, потом сказал:

— Ну что же, веди, Кирюха, к себе.

Кирюха был в стоптанных сапогах, полинялой гимнастерке и побывавшей в переделках грязно-серой солдатской шапке. С почерневшим лицом, истощенный, с живыми озабоченными глазами, он на фоне медлительной деревенской жизни выглядел как человек из другого мира.

Изба Кирюхи делилась на две половины. В передней комнате, куда мы вошли, стояла деревянная широкая кровать с горой подушек, покрытая белым покрывалом. В переднем углу — большой стол, вдоль стен широкие скамьи. В углу висело несколько икон.

Нас встретила женщина, приветливо поздоровалась со мной.

— Это товарищ из Владивостока, приехал от Совета, — сообщил Кирюха жене, — попотчуй гостя.

— Угощу чем богата, гость, наверно, не взыщет?

— Свой человек, взыскивать не будет. А вы располагайтесь попросту, как дома. Я потому поторопился вас пригласить, что боялся: Тетеря — председатель-то наш, захватит вас к себе и начнет обхаживать — за кулаков ведь он.

— Зря, — ответил я, — надо было бы послушать, о чем они стали бы говорить со мной.

— Ничего, еще услышите.

Хозяйка накрыла на стол. Ломти пышного пшеничного хлеба, творог, молоко, на тарелке сотовый мед.

— Угощайтесь. Да не взыщите на нашем простом угощении...

— Э-э, матушка, если бы наш муженек на фронте так угощался, он куда бы лучше выглядел, — ответил я смеясь.

— И то правда, — подтвердил Кирюха.

— Одинокой-то и при хлебе голодно. А его ужо поправлю.

— Скоро опять в окопы, не успеешь...

Женщина пригорюнилась и ушла в кухню.

— Грустит. Разбередил я ей душу. Думала, насовсем я... А как узнала...

Известие о моем приезде быстро разнеслось по селу.

Пришло несколько женщин. Они поздоровались, пошептались с женой Кирюхи и ушли. Пришел Тетеря, пожаловался на тяжелые времена, на беспокойство мужиков:

— Чего-то шумят, чего-то требуют, сами не знают...

Договорились с ним сегодня же вечером созвать сход. Десятские бегали по домам, стучали в окна и оповещали о сходе: «Комиссар советский доклад будет делать».

Сход был многолюдный. Председательствовал Тетеря:

— Граждане крестьяне, вот от Владивостокского Совета уполномоченный приехал, с жизней нашей ознакомиться желает. Даю ему слово.

— Я сначала вам расскажу, товарищи, о том, что делается по всей России, — начал я, — а потом вы расскажете, как вы живете.

Стало тихо.

Я подробно рассказал о ходе революции, о роли в этой революции рабочего класса, крестьян, солдат, большевиков и других партий, о Временном правительстве, о борьбе с ним партии большевиков.

— Вы здесь у себя тоже не должны ждать, пока к вам кто-то приедет и за вас все решит и все сделает. Во время революции так не бывает. Никто, кроме вас самих, вашу жизнь не наладит. Вы сами должны и власть свою наладить, да так, чтобы она была подлинно вашей, чтобы она понимала ваши основные нужды и сама их удовлетворяла, не ожидая, когда кто-то приедет к вам из уезда...

Мужики загудели...

— А нам все говорят — погодь: жди Учредительного собрания. А тут, выходит, самим решать надо на сходках, значит! Всем обществом!

Солдаты в потрепанных гимнастерках стали сбиваться у стола и, незаметно оттесняя передние ряды, овладели трибуной.

— Мы годами сидим в окопах, день и ночь бьемся с врагом, защищаем нашу землю... А на земле-то нашей по-старому и даже хуже стало: домишки поразвалились, скот за подати сведен со двора... жены наши, детишки отощалые в лохмотьях ходят, все равно что нищие... А богатеи, смотрите какие, шеи от жира лопаются... И выходит, что не за жен, не за детей наших кровь мы проливаем, а вот за толстосумов этих...

Кирюха притянул к себе внимание всего схода. Все знают, что он пришел в отпуск на время и опять уедет на фронт. Поэтому во всем сходе чувствовалось к нему подчеркнутое уважение.

— В пороховом дыму, в газах, в окопах мы проводим дни и ночи, месяцы и годы, мы не снимаем сапог, не снимаем шинелей, спим в них на промозглой сырой земле. Мы там на фронте годами ничего не слыхали, кроме оружейного гула и грохота. Миллионами трупов усеяна земля! А за что? За то, чтобы вернуться к разоренным, разрушенным нашим нищенским хозяйствам. Нет! У всех нас теперь одна думка: закончить эту проклятую войну и с винтовками вернуться домой... Видно, без наших штыков и революция до деревни не дойдет. Революция — та же война, и для нее штыки нужны, что этими штыками завоюешь — то и твое. Жены, дети наши воевать еще не могут, поэтому у вас все здесь по-старому. Мироеды на общественных землях сидят, кулаки властью верховодят. Кто у вас здесь голова? Макей Макеич! А Тетеря у него на помочах. Все вы как были до революции у них в кабале, так и сейчас остались...