Максим Сбойчаков - В бой роковой... [документальная повесть]

Расчет оправдался. Роберт протанцевал с нею весь вечер. На другой день он благодарил Эмилию за доставленное удовольствие. Воспользовавшись его благодушным настроением, она заговорила о дровах, которые плохо колются. Он согласился — из-за дров у него нередко нарушается ритм варки пищи. Разговор шел во дворе, на виду у работавших там красноармейцев. Пленные еле двигались, один, взмахнув топором, упал.

— Видите, как они истощены, — показала Эмилия на пленных, поднимавших товарища. И отважилась попросить кухонные остатки. — Я подкормлю их, и они будут работать лучше.

Тряхнув головой, шеф-повар задумался, потом сказал, что в конце дня она может забирать остатки пищи и употреблять их как ей заблагорассудится.

— Но я об этом ничего не знаю. Поняла?

— Разумеется, шеф, разумеется.

Пленные получили поддержку — каждый день за углом прачечной они находили корзину с пищей. Дело, казалось, было улажено. Но однажды к Эмилии заглянул Морис Либерман — задумчивый солдат с черными вьющимися волосами. Печально взглянув на нее, он сказал, что его друг обижен на Эмилию за то, что она отказалась познакомить его, как Роберта, с хорошей девушкой.

— Боюсь, не донес бы капитану, — сказал Морис, — что вы кормите пленных.

Вскоре действительно ее вызвал начальник госпиталя капитан Гринлиф и строго заговорил о ее связях с «боло». Именно так он склонен расценивать ее передачи продуктов пленным. Эмилия всплеснула руками:

— Какие это большевики, горе одно. Подкармливая их, я о деле забочусь...

И она объяснила, что пленные теперь работают лучше и обеспечивают господам американцам хороший отдых после боев. Ее тревожило, чтоб капитан не узнал о Роберте.

— От своего обеда я отрываю, понимаете? Лишь бы получше дров накололи...

Заранее подготовленный аргумент сбил с толку капитана, и он заговорил о другом, спросил, почему она так льнет к солдатам обслуживающей команды? Эмилия сделала обиженный вид:

— Что вы, господин капитан! У меня муж, солдат автодивизиона.

Наверняка капитан должен знать, какой надежный этот дивизион — в него отбирали только верных служак. Неужели пронюхал что о листовках? Вряд ли. Наверное, не раз видел ее в кругу солдат после работы. Спокойно добавила:

— Они приходят с разными просьбами. То письмо им напиши, то адрес на конверте, то «Сентинэл» почитай. Я и сочла своим долгом помогать им. Но если капитана это волнует, прошу оградить меня от солдатских просьб. Мне же легче станет: после работы сразу домой.

В дверь постучали, вошла группа солдат. Впереди Джон. «Наверное, он поднял», — отметила Эмилия, поняв, что они пришли на выручку. Джон стал хвалить Эмилию. Стирает «ол райт» и на услуги щедра. Другие солдаты поддакивали, приводили факты ее заботливости.

Капитан отпустил Эмилию, но предупредил:

— Учти, чтоб все было в порядке...

Она продолжала брать на кухне куски хлеба, остатки овощных и мясных продуктов. Только корзину ставила теперь не за углом, а выносила к помойке, предупредив об этом Черепанова. Так безопасней. Листовки же она и до этого солдатам не читала, чтоб не вызвать подозрений, а поручала это Джону.

Сегодня, когда он внес в прачечную белье, Эмилия передала ему газету «The Call» и десять листовок.

— Зачем так много, миссис? — спросил он. — Нам и одной хватит.

— Я полагала, Джон, а вдруг вы захотите познакомить с листовками отдыхающих у нас и в Смоленских казармах?

Прежде чем сказать свое «ол райт», он на минуту задумался. К вечеру забежал. Стал хвалить газету «The Call».

— Ол райт, настоящая правда в ней. Почитали мы, и я подсунул ее тем, — кивнул он в сторону основного корпуса. — Вместе с листовками. К ним ходят гости из казарм.

При чтении газеты и листовок они увидели, что все это напечатано в Москве, и заспорили: как же могли их сюда переправить?

— Объясните, миссис Эмилия.

Выразительные глаза ее потеряли приветливость, брови нахмурились, руки прижались к груди, словно она защищалась.

— Не сердись, Джон. Это тайна, о которой узнают лишь после войны. Знай, что доставка листовок из Москвы — страшно трудное дело.

Он извинился за бестактный вопрос.

Приспосабливались к обстановке и другие распространители. Александр Золотарев, работавший писарем в штабе английских войск, незаметно рассовал листовки в пачки иностранных газет. Вскоре услышал беготню в коридоре, хлопанье дверьми, крики.

Русский офицер-переводчик, принесший очередное распоряжение штабу Марушевского, не сразу подал ему бумагу для переписывания. С усмешкой проговорил: