— Это заслуга генерала Пуля.
— Как?
— А вот убедись, — Теснанов подал листок с распоряжением интервентов о снятии красного флага.
— Здорово! — усмехнулся Закемовский.
— Был я в губпрофсовете, — сказал Теснанов. — Там ведь одни меньшевики. Обескуражены. У них секретаря совета Диатоловича арестовали.
— Рьяного защитника западной демократии?! Выпустят, Карл Иоганнович. Разглядят своего и выпустят.
— Не знаю. Теперь они валят вину на большевиков, распространивших «Архангельскую правду» с призывом бороться в подполье. Дескать, не будь этого, союзники не прибегли бы к крутым мерам. Хорошо, что генерал Пуль еще одну пощечину «правительству» Чайковского дал: военным комендантом города назначил не русского, а французского полковника Донопа.
— Браво!
Но Теснанов не разделил восторгов Сергея.
— Одно подлое мероприятие задумали эти «спасители», — глухо произнес он. — Хотят ликвидировать братскую могилу.
Закемовский вскочил:
— Это недопустимо! — И, наморщив лоб, он зашагал по комнате. — Надо угрозу им подбросить!
Поняв Сергея, Теснанов сказал:
— Согласен. Несмотря на приказ Пуля, согласен.
Он протянул Сергею листок бумаги. Приказ Пуля гласил: «Союзное командование, в полном согласии с гражданскими властями Архангельска, постановляет: карать смертной казнью всякое лицо, уличенное в распространении в Архангельске и прилегающих районах ложных сведений, могущих вызвать тревогу или смущение среди дружественных союзникам войск или населения».
Закемовский прочитал, сострил насчет падения «народного социалиста» Чайковского и с уважением взглянул на Теснанова, так быстро на этот раз отозвавшегося на его предложение. Тут же составили текст листовки — он был предельно краток: «Если кто посмеет совершить это подлое дело — вырыть из братской могилы похороненных в ней борцов, тот будет убит на месте». Встал вопрос: стоит ли печатать листовку на машинке союза транспортных рабочих? Пожалуй, нет, могут выявить — не так уж много их, машинок, в городе. Лучше Сергей напишет от руки.
Закемовский сделал три экземпляра и вечером разложил их на могиле так, чтобы можно увидеть с любой стороны. А чтобы ветер не сдул их, придавил бумажки камнями.
И вот сынки богатеев с лопатами на плечах, сопровождаемые толпой зевак и нанятых возчиков, устремились на набережную Двины, оглашая улицы гиком и гамом. Но у самой могилы вдруг стихли — увидели листки с грозным предупреждением.
Из толпы Сергей сначала с тревогой, потом с удовольствием наблюдал за поведением буржуазных молодчиков. Прочитав грозно-предупредительный текст листовки, они отошли в сторону и долго совещались. Кончилось все тем, что сели на телеги, предназначавшиеся для останков погребенных, и уехали. Даже листовки побоялись порвать.
Сергей пошел к Теснанову, зная, что тот ждет результата первой операции. Карл Иоганнович встретил его у приоткрытых дверей кабинета — видимо, увидел в окно.
Порадовавшись первому успеху, он сообщил, что рассчитывает привлечь к подполью многих латышей, с некоторыми уже беседовал и получил согласие. Сейчас устраивает их на работу.
— Кстати, ты сам-то как, Сергей?
— Я на почте. Экспедитором.
— Удобно. Сможешь всюду бывать.
При выходе из комитета профсоюза Сергей встретил Катю. Поравнявшись с ним, она проговорила:
— Как можно быстрее зайдите к отцу.
Обрадовался Сергей — такого сигнала он ждал с нетерпением, испытывая большую нужду в советах опытного товарища, оставленного направлять подполье. Не мешкая, отправился к Петровым.
Александр Карпович — в потертом рабочем костюме, на голове картуз с потрескавшимся козырьком — встретил Закемовского буквально на пороге.
— Собрался на время покинуть дом, — тихо произнес он. — Думаю в Маймаксе обосноваться. В пригороде сыщики не так рыщут. И рабочих там свыше двух десятков тысяч, есть где и затеряться, и поработать.
Сергей понял: старый революционер-большевик, член горкома партии не прячется, а ищет место, где удобней вести работу.
— Документы-то мы сожгли, Александр Карпович. Не докопаются.
— Знаю, Катя рассказала. Молодцы. Замели вы следы многих товарищей. Могут, конечно, найтись доносчики. Но ведь, как говорится, бережливого коня и зверь не берет. Садись, рассказывай.
— Да нечего особо рассказывать-то, Александр Карпович. Много бродил я эти дни, а мало что сделал.
Коснулся, однако, некоторых своих дел. Заметил, что Петров слушает внимательно — на лице, покрытом мелкими следами оспы, сквозило удовлетворение.
Читать дальше