Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Мэм, – глядя на нее чуть ли не с мольбой, Генри придвинулся ближе и осторожно тронул ее за плечо. – Мэм, вы уверены, что не хотите поехать с нами? Это… Это из–за того, что мистер Дойли?..

– Нет, – резко дернувшись в сторону от его прикосновения, перебила Морено. Остановилась, обхватив себя руками за плечи, опомнившись, наклонилась и подняла упавший с колен блокнот, прибавив тише: – Нет, Генри, нет. Все он правильно сделал тогда, и я привыкну, ты не думай – я привыкну… – повторяла она все более безнадежно и глухо, впившись в пустоту перед собой тяжелым, полным неимоверной, прямо–таки нечеловеческой усталости взглядом. Фокс какое-то время молча наблюдал за ней, потом наклонился, помогая девушке встать, и крепко–крепко, неловко обнял, видимо, испугавшись за нее – Морено чувствовала, как дрожали его руки при этом, и рассеянно думала о том, насколько же ей самой уже безразлична собственная судьба.

– Эрнеста! – громкий, взволнованный голос Джека раздался еще с лестницы, ведущей на площадку, настолько неожиданно, что оба они невольно вздрогнули, отпрянув друг от друга. Увидев Генри, Рэдфорд мимолетно смягчился, улыбнувшись одними уголками губ, и сразу же шагнул вперед, хватая девушку за запястье крепкой и словно слегка подрагивавшей от волнения рукой: – Эрнеста, идем скорее со мной!

– Что такое? – не слишком сопротивляясь, все же удивленно воззрилась на него Морено. – Твой посланник губернатора не прибыл?

– Посланник губернатора прибыл, и это… это… Идем же, идем скорее! Вот, держи, – небрежно протянул он Генри сверток с какими-то бумагами – сквозь ткань проблеснул золоченый обрез каперской грамоты, но стопка казалась столь пухлой, словно в ней одной их было не менее четырех десятков. Окончательно перестав что-либо понимать, Эрнеста нахмурилась:

– Это же…

– Взял помилования на тех, чьи настоящие имена и фамилии точно знаю. Остальным сейчас будем выписывать. Генри, живо гони на наши суда, зови всех! Пусть приходят в форт немедленно, – распоряжался на ходу Рэдфорд, увлекая за собой девушку. – Идем же!

В крепости действительно было уже немало народу: простые матросы толпились прямо во внутреннем дворе перед дверью в приемную – похоже, голова очереди начиналась именно там, а уже хвост ее уходил куда-то за ворота. Отовсюду доносилась откровенная ругань напополам с угрозами, но до драк не доходило: по всей видимости, буянам все же слишком важно было получить то, что скрывалось за заветной дверью. Джек, не обращая внимания ни на чьи тычки и возмущенные окрики, провел Эрнесту мимо них всех – прямо в приемную.

Там тоже творилось нечто странное: в дальнем углу стоял стол, сидевший за которым клерк выписывал какие-то бумаги, отдавая их подходившим по очереди пиратам после короткого выяснения их имен и фамилий. В противоположной стороне происходило нечто аналогичное – но очередь туда была куда короче, и Морено, знавшая всех людей, стоявших в ней, могла бы сказать, что это были одни пиратские капитаны. По золоченому обрезу на выдаваемых им бумагах она сразу узнала каперские грамоты – но никогда прежде не видела их в таком количестве одновременно, да еще и выписывавшимися столь легко и, по–видимому, бесплатно.

А еще чуть дальше капитаны, уже получившие собственные разрешения на пиратскую деятельность, обступили какого-то человека в мундире, что-то вдохновенно объяснявшего в ответ на их вопросы. Джек повел ее прямиком к ним – и среди множества знакомых лиц, расступившихся вокруг, Эрнеста неожиданно увидела его.

Эдвард изменился, хотя постороннему человеку разница показалась бы несущественной: стал чуть шире и крепче в плечах – форма сидела на нем, как влитая – а на висках появились первые, ранние паутинки седины; но сильнее всего Морено поразили его глаза. Сгустившиеся тяжелой, серо–сизой синевой, они смотрели внимательно и жестко, как у человека, познавшего цену всему в подлунном мире – и самым возвышенным чувствам и низменнейшей подлости. Увидев Эрнесту, он резко оборвал свою речь и осторожно, медленно, будто страшась увидеть перед собой мираж вместо живого человека, подошел ближе к ней; Морено шагнула ему навстречу прежде, чем успела хоть что-то подумать.

Посреди моря людей, чьи судьбы прямо в эту минуту переписывались заново небрежной рукой клерка, стояли они лицом к лицу – и не понимали, о чем говорить. Было тихо: быть может, буяны, лезшие без очереди в страхе, что им недостанет помилования, немного успокоились, увидев, что их опасения беспочвенны, а быть может, попросту не до них было двум людям, до сих пор не верившим, что все происходящее реально. Эдвард протянул руку – ставшую жестче и светлее без южного загара, с чуть заметно подрагивавшими пальцами – и осторожно дотронулся до одной из мелких кос, запутавшихся в кудрях девушки.