– А как мы относимся к ним?
Люба почувствовала, что строитель начинает закипать.
– Иван Федорович, – проговорила она, – вы забыли, зачем мы пришли.
– Простите, Любовь Михайловна, но я хочу, чтобы этот человек знал…
– Давайте не будем ссориться. Ведь Леонид Владимирович пока не сделал ничего, за что стоило бы с ним так разговаривать.
Павлюченко обиженно надулся: вот эти Гречко все такие, себе на уме. Другая бы женщина радовалась, что сам атаман решил заняться ее делами.
– А, делайте, что хотите! – махнул он рукой и нарочито обиженно отвернулся.
Строитель спрятал усмешку.
– Хотите, чтобы я составил вам проект?
– И чтобы руководили строительством. Я уже наняла рабочих… Но, может, вы хотите нанять других? Я даю вам… все права.
Он внимательно взглянул ей в глаза.
– Вы непохожи на других казачек.
– А вы что, их хорошо знаете?
Строитель смущенно кашлянул.
– М-да, и язычок у вас острый, как бритва. Как вы между собой говорите? Не займай! 13 13 (куб.) – не трогай
Что ж вы так уж от нас отгораживаетесь, и презрительно губки морщите? Думаете, что иногородние – совсем другие люди? А на самом деле, все мы одинаковые… Так где, вы говорите, дом решили строить? Не там ли, куда подводы с щебнем и песком уже третий день ездят? Завтра я буду на вашем участке в семь часов утра. Вас это устроит?
– Устроит… Пойдемте, Иван Федорович, – Люба тронула атамана за рукав. – Мы уже обо всем договорились.
Через год после приговора – Семена за конокрадство приговорили к восьми годам каторжных работ – семья Гречко получила с каторги письмо, в котором их сын и брат рассказывал родным о житье-бытье. Отец прочитал вслух, повздыхал, а потом Люба взяла его себе и постоянно перечитывая, выучила наизусть.
Семен не любил жаловаться, но даже в тех редких строчках, в которых он описывал свое житье-бытье, чувствовалось, как несладко ему живется.
Зато Семен подробно описывал устройство соляного промысла, как будто его родственники тоже собирались соль добывать.
Любу поразило то, что солевой раствор в солеварню подается по деревянным трубам, сделанным из выдолбленных внутри бревен, щели между которыми заливались самой обычной смолой.
Вряд ли, она тоже могла бы пользоваться выдолбленными бревнами, но ей хотелось, чтобы в доме, который для нее строили, была вода. Она сама не видела, как воду проводят в дома, но была уверена, что это можно сделать.
Как Люба тогда утерла нос станичникам, если даже у атамана во дворе имеется колодец, а про воду в доме никто и не заговаривает! Правда, и двухэтажных домов ни у кого нет. Богатые казаки до сих пор строят хаты, пусть и покрывают их уже не камышом, а черепицей или даже листовым железом.
Хаты на подворье строятся одна за другой, по мере того, как растут семьи сыновей, порой даже их подводят под одну крышу.
И богатство считается вовсе не каким-то особым домом – живут так, как жили отцы и деды, а поголовьем скота, количеством земли, для обработки которой богатым казакам уже не нужно надрываться самолично. Для этого имеются иногородние. Они нанимаются либо работниками, либо отдают часть урожая за аренду земли.
А Люба захотела выделиться по-другому. Возможно, часть земли и придется сдавать, но нужно было поставить дело так, чтобы оно не зависело от погоды. То есть, к примеру, разводить скот. Не скаковых лошадей, как об этом мечтал ее брат Семен, а хороших высокоудойных коров, или бычков на мясо. Да мало ли! Нужно будет позвать финансиста, который бы все это просчитал, а потом животновода, который бы смог наладить мясомолочное производство. Рабочие руки всегда найдутся! А сейчас ей самой придется прикинуть, имеется ли у нее под такие грандиозные планы обеспечение?
То есть, оно имеется, но Любе не хотелось бы, чтобы об этом кто-то знал. И так уже удивляются, откуда у Василия оказались такие большие деньги? Кажется, она совсем запуталась при попытке всех обмануть и никому не признаться, что у нее есть деньги. И очень даже хорошие.
Сейчас все-таки главное – выстроить дом. Может, она и ошибается, и нужно все делать одновременно: закупать скот, строить хозяйственные постройки, покупать пастбища…
Нет, вначале дом! Нужно упереться, стоять на своем, чтобы никто не мог ее переупрямить и сбить с пути, на который она встала.
Главное, дверь из ее дома ни за что не будет выходить прямо в конюшню. Конюшню строители уже ставят в стороне. При ней будет небольшая хатка с земляным, как водится, полом, и в ней будут жить конюх и сторож. В свою конюшню она поставит семь лошадей брата, пять лошадей ее собственных, из тех, что пригнали в станицу как наследство Василия. Она будет за ними ухаживать до тех пор, пока Семен не вернется. А потом доверит ему и своих лошадей, чтобы заняться только коровами. Леонид сказал, что построит ей ферму, где будут содержаться коровы. Со временем у Любы появится свое стадо.
Читать дальше