Лариса Шкатула - Казачья доля - воля-неволя

– Передай матери, чтобы с молоком пила, когда кашель нападает.

У Митьки, особенно в последнее время, мать все чаще болела, надрывно кашляла, но не соглашалась на уговоры сына хоть ненадолго прилечь. Будто нарочно себя убивала. Никак не могла забыть своего покойного мужа, погибшего в одном из набегов горцев.

Люба забрала горшочек из рук Дмитрия и посеменила за ним, несущим бочонок.

– Потом с Зоей сочтемся, – крикнула им вслед «медовница» и поспешно закрыла калитку, не дождавшись, пока парень установит на подводу бочонок с медом.

Люба села на подводу, решительно взяла в руки вожжи, и отдала Дмитрию горшочек.

– Вот и отливать мед не понадобится, – усмехнулась она. С сожалением. Кто знает, начни она отливать мед, может, слово за слово, и он скажет что-нибудь такое, чего Люба безуспешно ждет.

Дмитро без слов сел на подводу, которая подвезла его к небольшой, изрядно осевшей в землю хате.

– Тетке Вере привет! – сказала Люба, не сходя с телеги. А как бы хотелось ей обнять его, прижаться к широкой груди, выплакать слезы, которых накопилось в ней целое море. Зачем она решила с ним встретиться? Только зря себе душу истерзала.

Но Митька повернулся и ушел, прокричав весело:

– Передам!.. Зое Григорьевне скажи, вернется Семка, к зиме непременно вернется!

Люба подошла к постели матери и опять сказала в ее неподвижную спину. Нарочно не скрывая имени.

– Дмитро сказал, Сема вернется. Скоро.

И ушла в свою комнатку, чтобы, зарывшись в перину лицом, выплакать свое горе. Ее любовь – первая и единственная – только что умерла.

Семен Гречко ехал домой. Его низкорослая лошадка, заросшая длинной шерстью, вызывала удивленные взгляды казаков, когда по станице проезжало это непривычное виду животное.

Прошло три месяца с тех пор, как Семен покинул отчий дом.

Пришлось ему уехать, не спросясь родительского согласия. Да ему бы согласие и не дали, а он должен был посмотреть, как живут люди там, в горах, которые в ясную погоду были видны далеко на горизонте.

Но главное… О, в своей мечте Семен не признался никому: он хотел посмотреть, каких лошадей разводят жители этих далеких гор, на чем они ездят по своим землям… Ибо, если и любил Семен что-то в этой жизни особой любовью, так это были лошади.

Он часто слышал, пожалуй, с самого детства, как отец нет-нет, да и высказывал мечту: выращивать рабочих лошадей. Они назывались тяжеловесы. Таких лошадей в станице не было. Обычно в хозяйстве использовались лошади, по той или иной причине, не годные к верховой езде. Но специально тяжелоупряжных лошадей казаки здесь не выводили.

Таких лошадей Михаил Андреевич видел, когда с казачьими войсками ему довелось побывать в Германии, и даже в Бельгии.

– Знал бы ты, Семка, какие там тяжеловозы. Пара лошадок везла огромный воз, полный бочек с вином!

Семен посмеивался над восторгами отца, но если бы его спросили, он бы сказал, что хочет разводить верховых лошадей. Так получилось, что своими рассказами Михаил Андреевич поселил в старшем сыне мечту, весьма трудную для исполнения.

То, что мог позволить себе барон Шпигель, того не мог позволить казак среднего достатка.

Сейчас, Семен понимал, у него нет такой возможности. Не сегодня-завтра на службу идти. Но потом, в будущем, например, если его ранят, как Петра… Услышал бы кто, о чем мечтает молодой казак! Чтобы его ранило. Но наедине с собой, отчего не помечтать. Вот, например, скрестить бы Али – так он назвал своего нового коня – с той же Левкоей. Можно было бы такую новую породу получить! Выносливость Али, его умение ходить по самой узкой тропинке, и Левкою – с ее статью, тонкими бабками и высокой холкой. А если бы еще раздобыть арабского скакуна… Говорят, их кровь придает местным лошадям много хороших черт.

За Кубанью-рекой, как рассказывал ему один дед из соседней станицы, жил народ, который называли черкесами. Мол, те умеют лошадей великолепных выращивать. Услышав такое, Семен словно заболел. Народ был, вроде, чужой, говорил на своем, непонятном казакам языке, имел другие обычаи, и даже другого бога. Но эти лошади… Которые быстры, как ветер. Или могут в горах по таким узким тропинкам пробираться, не оскальзываясь, что другим лошадям просто не под силу. Казакам тоже таких не грех заиметь. Вот бы такие лошадки пригодились Александру Васильевичу Суворову, когда он с русскими войсками, среди которых были и казаки, переходил через Альпы! О Суворове рассказывал в школе учитель истории, и Семен жалел, что ему уже не доведется увидеть великого полководца…