Игорь Додонов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Таким образом, когда Советский Союз 26 июня 1940 года выдвигал свои требования к Румынии, она была уже практически германским союзником. Присоединение к СССР Бессарабии и Северной Буковины, кроме того, вело к утрате некоторой части производственных мощностей, подконтрольных немецким фирмам или лицам немецкой национальности, расположенных на данных территориях. Но главное – советские рубежи становились значительно ближе к нефтяным месторождениям Плоешти (после «передвижки» границы их разделяло всего 180 км [81; 41-42]).

Все эти обстоятельства делали советскую акцию в отношении Румынии крайне невыгодной для Германии. То, что она с ней согласилась, произошло не от «хорошей жизни»: противодействовать СССР в этом регионе немцы пока не могли.

Но само обсуждение присоединения Бессарабии и Северной Буковины к СССР, происходившее между германскими и советскими дипломатами, показывает, насколько болезненно немцы восприняли данные шаги советского правительства.

Когда 23 июня 1940 года В. М. Молотов в беседе с Шуленбургом заявил о желании СССР в скорейшем времени решить бессарабский вопрос, а кроме того, о намерениях присоединить к СССР не только Бессарабию, но и Буковину, то германский посол, фактически, высказал наркоминделу своё несогласие, сказав, что Германия, конечно, «не имеет политических интересов в Бессарабии, но имеет там хозяйственные интересы, которые теперь увеличились в связи с войной» [18; 150-151]. По мнению Шуленбурга, в своё время постановка вопроса была такова: СССР заявит свои претензии на Бессарабию только в том случае, если какая-либо третья страна (Венгрия, Болгария) предъявит свои территориальные претензии к Румынии и приступит к их разрешению. СССР не возьмёт на себя инициативу в этом вопросе. Шуленбург боялся, что «разрешение бессарабского вопроса Советским Союзом в настоящий момент может создать хаос в Румынии, а Германии сейчас дозарезу нужны нефть и другие продукты, получаемые из Румынии» [18; 151].

Молотов ответил, что «вопрос о Бессарабии не нов для Германии. Что касается экономических интересов Германии в Румынии, то Советский Союз сделает всё возможное, чтобы не затронуть их» [18; 151]. «Я рассчитываю, – сказал в заключение Молотов , – что Германия, в соответствии с договором, не будет мешать Ссоветскому Союзу в разрешении этого вопроса, а будет оказывать поддержку, понятно, в пределах соглашения» [18; 151].

О советских претензиях на Буковину Шуленбург вообще не нашёлся, что сказать. Однако в своём донесении в Берлин, естественно, передал свой разговор с Молотовым в полном объёме.

В связи с донесением Шуленбурга о намерениях Москвы Риббентроп был вынужден обратиться к Гитлеру с меморандумом, разъясняя суть бессарабского вопроса и позицию Германии, определённую секретным дополнительным протоколом от 23 августа 1939 года. «Насколько я помню, – говорилось в меморандуме, – тогда имело место следующее: во время разграничения сфер интересов в Восточной Европе, когда речь зашла о Юго-Восточной Европе, Советы подчеркнули свою заинтересованность в Бессарабии. В связи с этим я сделал устное заявление о нашей незаинтересованности в бессарабском вопросе. Однако, ввиду тогдашней неопределённости германо-русских отношений, с чем мы должны были из осторожности считаться, я решил не признавать русских притязаний на Бессарабию открыто, в письменной форме и выбрал для протокола формулировку общего характера; когда обсуждались проблемы Юго-Восточной Европы, я сделал общее заявление о том, что Германия политически не заинтересована в «этих территориях», т.е. в Юго-Восточной Европе. Экономическая же заинтересованность Германии в территориях Юго-Восточной Европы была мною должным образом подчёркнута» [18; 151]. Риббентроп далее напомнил, что его позиция соответствовала специальным директивам фюрера, которые он получил перед его отъездом в Москву в августе 1939 года. Согласно этих директив, он мог заявить русским о незаинтересованности рейха в территориях Юго-Восточной Европы вплоть до Константинополя и проливов, если это будет необходимо [18; 151].

Текст данного меморандума Риббентропа ясно показывает, что немцы готовы были на какой-то момент пожертвовать определёнными своими интересами, чтобы обеспечить нейтралитет Советского Союза в надвигавшейся войне. Но то, что Юго-Восточной Европе немцы уделяли большое внимание – несомненно.

После обсуждения в Берлине бессарабского вопроса Шуленбург получил от Риббентропа следующие инструкции о позиции, которой должен придерживаться посол: