К тому же в повторном сообщении сроком начала войны назывался не март, а весна 1941 года [52; 324].
То, что информация о наличии у Германии плана войны с СССР стала достоянием советской стороны, является безусловным успехом нашей разведки. Но нельзя не отметить и тот факт, что информация эта носила всё-таки приблизительный, а то и просто неточный характер. Так, 18 декабря Гитлер не отдавал приказа о начале подготовки войны с СССР, а уже подписал готовый план этой войны. Были ошибочными и сведения о начале войны в марте 1941 года (даже изначально датой окончания приготовлений к войне с СССР в «Барбароссе» значилось 15 мая); и информация о том, что война с Россией начнётся только после того, как из войны будет выведена Англия (план «Барбаросса» исходил как раз из положения, что Советский Союз будет разгромлен ещё до завершения войны против Англии) [52; 324], [47; 697]. И это могло быть не только ошибкой, но и намеренной дезинформацией. Источник, от которого генерал В.И. Тупиков получал сведения, так и остался анонимным [88; 163-164].
Таким образом, точное содержание плана «Барбаросса» осталось для советской разведки неизвестным, кстати, как и само это наименование.
Очень характерным штрихом, подтверждающим указанное положение, является то, что решение о выдвижении войск внутренних военных округов ближе к западным границам СССР было принято только 13 мая 1941 года! Это при том, что первоначальной датой окончания приготовлений к войне с Советским Союзом в плане «Барбаросса» значилось 15 мая. Т.е. война могла начаться и в этот день и всего несколькими днями позже. Перенос удара на 22 июня был связан с Балканской кампанией гитлеровцев, которая была импровизацией. Возникает логичный вопрос: если советское политическое и военное руководство знало подробности плана «Барбаросса», то не поздно ли оно начало принимать меры к отражению агрессии?
На самом деле с «Барбароссой» выдвижение войск внутренних военных округов на запад и не было связано. Оно явилось реакцией на визит заместителя Гитлера по партии Р. Гесса в Лондон в мае 1941 года. 12 мая германское правительство официально объявило о том, что 10 мая Гесс тайно вылетел в Англию. В Москве визит Гесса был воспринят как очень тревожный сигнал. Его расценили, как попытку определённых кругов в нацистском руководстве добиться примирения с Англией и тем самым обеспечить Германии тыл для войны против СССР [15; 18]. Таким образом, возникла необходимость в усилении советских войск в западных районах страны.
Если же говорить о сроках нападения Германии на СССР, то нашей разведкой назывались самые различные даты. Вот их список: «после войны с Англией», «март 1941 года», «весна 1941 года», «15 апреля 1941 года», «конец апреля 1941 года», «1 мая», «4 мая», «начало мая», «14-15 мая», «20 мая», «конец мая», «начало июня», «15 июня», «середина июня», «около 15 июня», «во второй половине июня», «22 июня», «конец июня», «24 июня», «29 июня», «июль- август» [46; 62], [15; 24]. Впечатляет? Нас тоже.
Теперь поставьте себя на место советского руководства того времени. Такое обилие сроков, многие из которых прошли, и ничего не случилось. Так были ли у Сталина, Наркомата обороны и Генштаба «точнёхонькие» данные разведки? Мог ли Сталин безоговорочно им верить? Думается, что на оба вопроса ответом будет однозначное «нет». Отсюда и брошенная Сталиным фраза из процитированного нами отрывка из «Воспоминаний и размышлений» Г.К Жукова: «Не во всём можно верить разведке…».
Просим понять нас правильно. Мы не хотим принижать подвиг советских разведчиков и объявлять их работу неудовлетворительной. Нет. Мы преклоняемся перед мужеством этих людей и отлично понимаем, что они делали всё, что могли. Но, как представляется, возводить напраслину на советских лидеров и высших военных тоже несправедливо (мол, им точные данные предоставили, а они не отреагировали). Как это не прискорбно, не было никаких точных, однозначных данных. Не только не знали в точности планов войны Германии с СССР, не только была чехарда с датами нападения, но и само это нападение зачастую в сообщениях разведки ставилось под сомнение. Так, знаменитый Рихард Зорге 11 марта 1941 года сообщал, что война с СССР будет начата Германией только по окончании англо-германской войны, а 21 мая он передал в Москву, что «война между Германией и СССР может начаться в конце мая» , но «в этом году опасность может и миновать [52; 357]. 17 июня Зорге доложил, что «война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. Военный атташе (германского посольства в Японии – И.Д., В.С.) не знает – будет война или нет» [52; 357]. До войны оставалось пять дней. И только 20 июня Зорге сообщил, что, по мнению германского посла в Токио, «война между Германией и СССР неизбежна» [52; 357].
Читать дальше