Александр Антонов - Евпраксия

— Мне кажется, святейший, брачный союз с великокняжеским домом Руси для Германии во благо. Вот только кому быть супругом княжны россов, о том надо подумать. — Генрих так и поступил, задумался над возможностью заполучить в Германию богатую невесту. И, будучи человеком особого нрава, дерзнул поставить на место жениха себя. Хотя он и был женат и два сына у него поднимались, но он счёл, что при благоприятных обстоятельствах может посвататься и просить у великого князя руки его дочери. Стоило ему только вновь заявить о своих претензиях и добиться от папы римского благословения на то, чего жаждал уже несколько лет. А жаждал он развода с императрицей Бертой, которую никогда не любил. Однако своему духовному отцу об этих размышлениях он не обмолвился ни одним словом. Тому были особые причины.

Бывший граф, а позже архиепископ Риберто из Пармы только благодаря Генриху IV был однажды избран папой римским. И хотя его избрание сочли незаконным и на престол в Риме вознесли папу Григория VII, Климент не снял тиары и опять-таки благодаря поддержке императора открыл церковный двор в Равене. Озадачив императора вопросом, Климент остался доволен его ответом. Да, Германии нужны светский и церковный союзы с великой восточной державой. Сказал:

— Я надеялся на твою мудрость, государь. Потому нам остаётся подумать: дозволим ли мы маркграфу Удону добиваться расположения великого князя Руси или ты доверишь мне встретиться с ним и с иерархами русской церкви. Думаю, мне придётся назвать князю Всеволоду имя более достойного супруга.

— Ты, святейший, размышляешь достойно. Мы должны заставить маркграфа отказаться от поездки на Русь и от желания заполучить в невесты княжну россов. Потому в Штаден отправится человек, равный Удону — Генрих по важной причине не назвал имени маркграфа Деди Саксонского. Но именно ему он хотел поручить нелёгкое дело в Штадене. — Тебя же, святейший, прошу пока всё держать в тайне.

В этот же день у Генриха была короткая беседа с маркграфом Деди. О чём они говорили, никто не знал, но поздним вечером маркграф в сопровождении небольшого отряда воинов покинул Кёльн.

Когда-то в юности Деди и Удон были друзьями. Оба служили при дворе императора и даже вместе ухаживали за графиней Сузской Гедвигой. Дело дошло до сватовства, но никто из них по доброй воле не хотел отказаться от юной красавицы. Между влюблёнными был поединок, победу одержал граф Удон. Он проявил благородство, сохранил жизнь Деди, но приобрёл себе заклятого врага. Деди не мог простить Удону ни потери любимой, ни своего поражения в схватке, ни милости Удона к себе. Император знал о бывших друзьях всё. И теперь, посылая Деди в Штаден, надеялся, что они завершат своё многолетнее противостояние в его пользу. В своей прозорливости Генрих IV не ошибся.

Искусному в различных переговорах маркграфу Деди на сей раз не удалось добиться желательного успеха. Он всё-таки, отправляясь в Штаден, надеялся мирно упросить Удона отказаться от княжны россов. Но само появление Деди в замке Удона привело последнего в ярость.

— Как он смел появиться здесь? — кричал на камергера барона Саксона маркграф. — Вели ему убираться!

— Но, ваше высочество, он со словом императора, — возразил камергер.

— К чёрту! Не хочу лживых слов ни от кого! — бушевал Удон.

Однако, пока хозяин Штадена распалял себя на бароне Саксоне, маркграф Деди явился в залу, предстал перед Удоном.

— Ваша светлость, ты, как и прежде, любезен выше похвал. И всё-таки тебе придётся меня выслушать, — заявил Деди.

— И не подумаю! Всё сказанное тобою будет лживо.

— Вот уж нет. — И, продвигаясь к своей цели, Деди, явно издеваясь над Удоном, сказал: — Наш император требует от тебя всего лишь отказаться совать свой нос к россам. Стало известно государю, что ты намерен свататься к великому князю, так Генрих сие запрещает тебе.

— Что?! — в яростном гневе крикнул Удон. — Мне, маркграфу Нордмарки, он грозится запретом! Ну так пусть Рыжебородый Сатир догадается, каков мой ответ! — Удон повернулся к стене и схватил висящий на ней меч. — Защищайся! Или я сей же миг снесу тебе голову!

— Не надо пугать, старый козел! Я и сам умею бодаться! — И Деди извлёк меч. — У меня больше желания проткнуть тебя!

— Меня — проткнуть! Ах ты винная бочка!

И маркграфы схватились. Зазвенела сталь. Они долго гоняли друг друга по залу. Удон был по-прежнему искуснее Деди, он теснил его в угол и, загнав туда, нанёс колющий удар в правое плечо. Однако богатыря Деди трудно было свалить лёгким уколом. Он ударил по мечу Удона, ринулся в «пролом» и нанёс ему сильный удар в грудь. Удон перегнулся и медленно осел на пол. Он был жив, и Деди сказал ему: