Тейн де Фрис - Рембрандт

С пачкой рисунков подмышкой спустился Титус по лестнице и спрятал их в прихожей; затем отправился в столовую, где Рембрандт с нетерпением ждал сына, чтобы расспросить его о школе.

И вот каждое утро этой серой осени повторяется одно и то же: Титус должен идти в школу. Его неизменно гнетет страх, хотя где-то в глубине души теплится надежда, что сегодня его, наконец, не будут мучить; но как только он издали заслышит крики школьников, им овладевают робость и такой же тупой ужас, как в первый день, когда он не решался переступить порог школы. Затем в течение дня — медленное приспосабливание к окружающей враждебной обстановке, временами — приливы мужества, робкая попытка выкинуть за спиной соседа маленькую шалость, чувство гордости при одобрительных выкриках старших мальчишек. Но уже в следующую минуту наступает отрезвление: учитель неизменно ловит его и наказывает, и Титус — снова мишень для насмешек школьников. Все смотрят на него, а он, точно пригвожденный к позорному столбу, стоит у кафедры и после кратких мгновений торжества испытывает невыносимое унижение.

За стенами школы он иной раз находит защиту у тех, кому приносит забавные, удивительные картинки, или у тех, чей авторитет он покорно признал; но гораздо чаще и эти ребята им пренебрегают, отталкивают его, бьют или покидают на произвол судьбы, когда другие его обижают. Необузданные взлеты фантазии, легкомысленная и непостижимая храбрость сменяются в его душе страхом, отчаянием, горьким сознанием бессилия и никчемности. А иногда на него нападает скука, особенно в долгие послеполуденные часы с их мучительным однообразием; неинтересный счет, медленное чтение, почти уже утратившее для него свое очарование, чтение наизусть катехизиса, который он заучивал с необычайной легкостью. А дома за столом, подражая монотонной напевности, с какой полагалось в школе читать катехизис, он вызывал громкий смех отцовских учеников, хотя Рембрандт строго поглядывал на них, а Хендрикье укоризненно качала головой…

В душе у Титуса таится вечно подогреваемая ненависть к учителю, который с каждым днем становится все жирнее и безжалостнее. Ненавидит Титус и старших, более сильных учеников, чью благосклонность приходится покупать яблоками, грифелями и картинками, а картинки надо выклянчивать у отцовских учеников или потихоньку вырывать их из тетрадей с эскизами…

Приходя домой, маленький Титус уже не в состоянии играть: он слишком устал от диких шалостей в школе и мучительных издевательств. Мальчик проскальзывал в тихую мастерскую Рембрандта. Не замечая чудесных картин, которые писал отец, вяло и рассеянно перебирал он чисто вымытые кисти или, уткнувшись в оконное стекло, глядел, ничего не видя, на улицу. Темные локоны меланхолично и недвижно свисали ему на лоб, маленькие узкие ладошки так же недвижно упирались в холодное оконное стекло.

Никто больше не расспрашивает его о школе, как в первые дни, ни одна душа не проявляет более интереса к тому, как он пишет или читает. Кажется, в этом доме каждый живет в своем обособленном мирке. Ученики отца молча идут своим путем. Хендрикье поглощена думами о ребенке, который скоро должен родиться. А у Рембрандта рука еще размашистее и увереннее, чем прежде, скользит по шероховатому холсту, глаза мечтательно всматриваются в жаркие темные краски, в видения, сотканные из ночного мрака и золота.

Торговцы картинами братья Данкертсы выставили для продажи полученные у Рембрандта в конце лета гравюры, сделанные им во время пребывания в Ватерланде, а также его офорты на библейские сюжеты. Часть этих взятых ими на комиссию работ они отправили в Париж торговой фирме М. Шиартр, с которой около двадцати лет поддерживают деловые связи.

Против ожидания, они за одну неделю распродали почти всю партию рембрандтовских гравюр. Из Парижа вместе с векселями и отчетами поступили срочные запросы, нельзя ли получить еще каких-либо работ de grand maistre hollandais — великого голландского мастера; люди дрались из-за его офортов, и цены на них день ото дня росли.

Данкертсы многозначительно переглянулись и, не теряя дорогого времени, послали в Париж новую, хотя и меньшую партию оттисков, «которые им лишь с превеликим трудом удалось получить у мастера». А между тем, как бы случайно заглянув к Рембрандту, они мимоходом осведомились, нет ли у него еще каких-нибудь рисунков: как ни странно, в Париже на них большой спрос…