Тейн де Фрис - Рембрандт

Но когда заговорил, голос его был тихим и вялым:

— Девяносто пять рисунков, эскизов, черновых набросков… проданы первого октября…

Рембрандт и Данкертсы обменялись пристальными гневными взглядами. Несколько оправившись от растерянности, торговцы постарались принять непринужденный вид, желая создать впечатление, что они не понимают, чего от них хочет Рембрандт.

Мастер перелистывал книгу и читал вслух:

— …Двадцать третьего октября — сто шестнадцать офортов и больших эстампов…

Он оглянулся по сторонам.

Все продано, сказал ему Сегерс. Все! Даже вещи, которые были на комиссии у Клеменса.

Сегодня вечером производится расчет за все, что продано. А вот висят и последние его произведения! Мошенники принесли ему всего триста гульденов, и он еще с поклонами проводил их до дверей!

Рембрандт стукнул кулаком по столу. Монеты подпрыгнули: один золотой гульден покатился и с дребезжащим звоном упал на пол.

«Трех тысяч было бы мало за все!» Да еще Париж! Париж! Шиартр! О мошенники!.. А ему-то приходилось в течение многих месяцев выслушивать упреки Сикса и угрозы Беккера!

В следующее мгновение он очутился в соседней комнате. Данкерт Данкертс, подскочивший к стенному шкафу, чтобы загородить его, от сильного удара в грудь отлетел в сторону. Рембрандт дернул за дверцы и распахнул шкаф настежь. Там лежало золото — его золото, аккуратно сложенное в мешочки с монограммами «Д. и К. Д.» по сто монет в каждом. Лежали здесь и векселя. Его векселя, «payables au premier de novembre chez M. M. les banquiers» — подлежащие оплате первого ноября у господ банкиров…

Все завертелось у него перед глазами… Но он быстро овладел собой. Размеренными движениями хладнокровно сосчитал деньги и с поразительным спокойствием опустил все мешочки — все до единого! — в большие карманы своего плаща, затем сложил векселя и отправил их туда же.

В выставочном зале, когда он вернулся, стояло тягостное, враждебное молчание. Но эта враждебность была явно направлена против Данкертсов. Братья забились в угол. При появлении Рембрандта оба отвернулись.

Мастер рассмеялся коротким язвительным смехом.

— Благодарю вас, — проговорил он. — Благодарю вас за удачную продажу и за то, что деньги в полной сохранности.

Указывая на рассыпанное по столу золото и серебро, он прибавил:

— Вот ваша доля, — и обратился к посетителям, которые в безмолвном удивлении расступались перед ним.

— Господа! Если вам случится, как и мне, продавать свои работы… я могу рекомендовать вам братьев Данкертсов. От всего сердца!

Он был мертвенно бледен, голос звучал как чужой, строго и размеренно. И каждый, кто был здесь, видел, чувствовал и сознавал, что на их глазах разыгралось нечто серьезное. И вдруг все бросились к Рембрандту, окружили его, заговорили с ним, перебивая друг друга: ему желали счастья, подробно расспрашивали, почему он решил прийти сюда. Англичане, не понимая происходящего, без конца приветственно приподнимали свои высокие шляпы. Гуго Аллардт предложил послать за сухим платьем и нанять человека, который бы с фонарем проводил художника до дому.

Рембрандт молча отрицательно покачал головой. Бросив на братьев Данкертсов последний уничтожающий взгляд, он покинул помещение; за ним поспешили все те, кто не собирался ничего покупать; вскоре они, полные злорадства, рассеялись по городу в разных направлениях, чтобы растрезвонить скандальную новость на всех улицах, во всех кегельбанах и тавернах.

Дождь лил как из ведра.

О, этот дождь! Он пришел издалека, ему нет никакого дела до растленности смертных.

По обеим сторонам улицы с журчанием бежала вода. В ночной мгле лишь тускло поблескивали мокрые камни мостовой. Неподвижно, как призраки, свисали над мостовой ветви деревьев, и с каждой сыпались капли дождя. Вода хлестала из желобов и, стекая в канал, бурлила ключом. Огромные серебряные круги, расходясь, разбивались о берег.

Дождь! Дождь! Темные силуэты прохожих, призрачные очертания высокой башни, теряющиеся в темной выси; глухая ночь, распростертая над пустынными площадями, журчание невидимой воды в каналах, возле шлюзов и у мостов, одиноко повисших под темной пеленой дождя.

Бесцельно кружил Рембрандт по городу. Мешочки с золотом ударялись о грудь, оттягивали карманы плаща. Шелестели спрятанные за пазухой векселя. Он все успел сосчитать и знал: он обладатель нескольких тысяч! Он получил их за свой труд.

Вот уже год, как он вновь работает. Со страстным упорством! С неистощимым терпением. С напряжением всех сил! Кипы, целые кипы оттисков!