Тейн де Фрис - Рембрандт

Беспокойство Корнелии все возрастало, она начала следить за каждым шагом отца. Время от времени он вставал, дрожащими руками снимал халат, тяжело ступая, спускался по лестнице и выходил на улицу. Десятки раз она уже наблюдала это. Через час-полтора он обычно возвращался домой, спотыкаясь, усталый. Потом начал задерживаться подольше, а иной раз не возвращался до поздней ночи. Корнелия сидела дома в одиночестве около остывшего ужина, тревожась за отца, не зная, что подумать, что предпринять, пока зеленый весенний свет за высокими окнами не переходил в ночной сумрак. Когда же Рембрандт, наконец, возвращался, он отказывался от ужина, поднимался к себе наверх и ложился спать.

От него нельзя было добиться ни слова. Если Корнелия потихоньку заходила в мастерскую проверить, все ли в порядке, он молча смотрел на нее. Его странная улыбка часто вызывала у девушки слезы. Время от времени он что-то бормотал, чего Корнелия не могла разобрать, или как-то беспомощно жестикулировал. Потом снова погружался в тупую задумчивость, и похоже было, что до его сознания уже ничего не доходит.

Корнелия мужественно держалась последние годы и с большим самообладанием приняла все удары, обрушившиеся на их дом. Но теперь силы ее иссякли. Двойственная жизнь отца, больше походившая на умирание, с каждым днем все сильнее беспокоила ее. У нее тревожно билось сердце, когда она видела, что Рембрандт собирается уходить, и мучительное предчувствие томило ее, пока он не возвращался. Как-то вечером она почувствовала, что от него разит винным перегаром. Это открытие, так внезапно разъяснившее частые отлучки отца, потрясло ее. Ей не верилось. Она всматривалась в Рембрандта обострившимся взглядом и никаких признаков запоя не обнаруживала. Но все удлинявшиеся прогулки отца говорили сами за себя. «Неужели же ему суждено так окончить жизнь?» — в отчаянии спрашивала себя девушка.

Корнелия решила проверить свои догадки. Однажды она пошла за отцом следом. Он плелся, прижимаясь к стенам домов, точно лунатик: сгорбившийся, приземистый, втянув голову в плечи, чуждый мира сего. Ощупью двигался он по улицам и переулкам и, наконец, зашел в какой-то подозрительный кабак.

Как во сне вернулась Корнелия домой. На нее напало тупое отчаяние. Как отец попал туда? Откуда у него деньги? Ведь остаток их средств у нее в руках, на эти средства они могли бы прожить безбедно. Уж не завлекают ли туда отца какие-нибудь злые люди и не спаивают ли они его, чтобы выманить у него что-нибудь? Неужели старый кудесник посещает этот кабак, чтобы разыгрывать из себя шута и дать насмеяться над собой?.. Она не смела и думать об этом. Ее отец — пьяный скоморох, забавляющий кабацких завсегдатаев и всякого рода темный сброд? И это великий живописец Рембрандт ван Рейн, супруг знатной дамы, мастер, украшавший своими картинами дворец наместника?..

В тот вечер Корнелия легла в постель в слезах. Она не могла заснуть и все думала и гадала: как ей быть? Так продолжаться не может: нельзя мириться с таким позором! Долго плакала она от боли и обиды за отца. Но что она может сделать одна? Кто-нибудь должен помочь ей. Конечно, мужчина. Мысленно перебирала она знакомых, к кому можно было обратиться за помощью. Семьи ван Лоо или Коопалей?.. Магдалене нет больше никакого дела ни до нее, ни до Рембрандта. И Корнелия вновь и вновь проникалась ненавистью к родичам, для которых она всегда была и остается рожденной во грехе. Пожалеют они Рембрандта — держи карман шире! Как отслужившего свой век пса, которого отдают на попечение старого слуги, или как опустившегося свойственника, отдаваемого на милость Опекунского совета и церковной благотворительности! Охваченная горечью, отчаянием и удрученная одиночеством, Корнелия металась, точно затравленная. Нет в мире никого, ни одного-единственного человека, к которому она могла бы обратиться. Вам Рейны живут в Лейдене, они, конечно, не приедут. Крестьяне расстаются со своим хозяйством, только если это сулит барыш. Ни одной живой души… Друзья и ученики давно покинули Рембрандта.

Друзья и ученики…

Перед Корнелией промелькнула горсточка знакомых лиц, — все они исчезли с розенграхтского горизонта… Хиллис де Кемпенаар, Филипс де Конинк, Ян Сваммердам, Аарт де Гельдер…

В связи с последним именем в ее памяти всплыло воспоминание еще и о другом человеке — рослом, смешливом художнике, с которым она познакомилась на свадьбе Титуса. Де Гельдер и Титус частенько упоминали о нем за обедом.