Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

Свободной рукой Агнес вытащила из корзины одеяло и ножницы. Положив малютку на покрывало, она с трудом отрезала ножницами пуповину. Кто бы мог подумать, что она такая толстая и крепкая, да еще и слегка пульсирует, словно шнуровидное сердце. Цвета пупочного канатика поразили Агнес: странная переливчатая смесь красных, синих и белых оттенков.

Она спустила рубашку, обнажила грудь и, приложив к ней малыша, увидела почти с благоговением, как ротик дочери открылся и она начала сосать. Агнес невольно рассмеялась. Все получилось. Ребенок лучше ее знал, что надо делать.

В доме, а вскоре и во всем городе начался жуткий переполох, горестные стенания и рыдания. Элиза ревела в голос; Мэри с воплями носилась вверх-вниз по лестнице во флигеле сына, обыскивая все подряд, словно Агнес могла спрятаться в чулане или сундуке. «У меня же все приготовлено для нее, — причитала она, — и родильная комната, и все, что необходимо, — все готово!» Джон громогласно ругался как в мастерской, так и по всему дому, попеременно рыча то, что невозможно работать в таком бардаке, то, куда же, черт возьми, подевалась эта бродяжка?

Неда, подмастерья, отправили в «Хьюлэндс» узнать, нет ли у них новостей от Агнес. Никто не мог отыскать Бартоломью, куда-то ушедшего с утра пораньше, однако вскоре все сестры, Джоан, соседи и все деревенские обитатели отправились на поиски пропавшей.

Сестры бегали взад-вперед по дороге, задавая всем встречным один и тот же вопрос: «Вы не видели беременную женщину на сносях, с корзинкой?» Но никто Агнес не видел, за исключением жены пекаря, заявившей, что она отправилась утром по дороге на Шоттери. То заламывая руки, то закрывая лицо фартуком, она причитала: «Ох, почему же я позволила ей уйти, почему? Ведь уж понимала, что с ней что-то неладно!»

Гилберта и Ричарда послали в город, спрашивать у прохожих на улицах, не известны ли им хоть какие-то новости.

А чем же занимался муж? Именно ему удалось найти Бартоломью.

Бартоломью, заметив, как зять бежал по дороге мимо его угодий, сразу бросил тюк собранной соломы и быстро пошел ему навстречу. Этот парень — Бартоломью думал о нем исключительно как о парне, городском мальчишке-белоручке, с аккуратно зачесанными назад волосами и серьгой в ухе — побледнел, увидев, как шурин идет к нему по полю. Собаки добежали до парня первыми и теперь прыгали и лаяли вокруг него.

— Как дела? — крикнул Бартоломью, достигнув пределов слышимости. — Она разрешилась от бремени? Все в порядке?

— Э-э, — запинаясь, начал муж, — положение, как таковое, если можно назвать его таковым, как раз ожидалось…

— Говорите прямо, — взревел Бартоломью, схватив его за грудки, — живо.

— Она исчезла. Мы не знаем, где она. Кто-то видел, как она рано утром направилась в сторону вашей деревни. Вы не видели ее? Может, вам известно хоть что-то про то, куда она…

— Так вы не знаете, где она? — повторил Бартоломью. Смерив его тяжелым взглядом, он усилил хватку и произнес тихим угрожающим голосом: — Мне казалось, я ясно предупредил вас. Я наказывал вам заботиться о ней. Или не наказывал? Я говорил, чтобы вы хорошо заботились о ней. Очень хорошо.

— Я и заботился! Старался как мог! — Зять пытался вырваться из железной хватки, стиснувшей ему грудь, но Бартоломью, этот колосс в мужеском обличье, возвышался над ним на добрую голову, да и руки его были как лопаты, а стать как у могучего дуба.

Вдруг, откуда ни возьмись, между ними зажужжала пчела; оба почувствовали, как она мечется между их лицами. Бартоломью подсознательно взмахнул рукой, отгоняя ее, что позволило зятю вырваться из его ослабевшей на мгновение хватки.

Он живо отскочил в сторону и встал в бойцовскую стойку.

— Послушайте, — сказал он с новой, менее опасной дистанции, выставив вперед кулаки и пружинисто переминаясь с ноги на ногу, — мне не хочется драться с вами…

Несмотря на страшную тревогу, Бартоломью захотелось расхохотаться. Настолько нелепой представилась ему картина кулачной драки с этим хилым бледнолицым грамотеем.

— Вы чертовски правы, драться не будем, — хмыкнув, согласился он.

— У нас же сейчас общая цель, — продолжил муж, уже нервно вышагивая взад-вперед, — у нас обоих. Нам обоим нужно найти ее. Верно? Убедиться, что она в безопасности. И ребенок тоже.

При мысли о том, что Агнес — и ребенку — может грозить опасность, Бартоломью вновь вскипел от гнева, точно горшок с супом, мгновенно закипавший на огне.

— Знаете, — сердито проворчал он, — я никогда толком не понимал, почему среди всех других женихов моя сестра выбрала вас. Я спросил ее: «Чего ради ты хочешь выйти за него замуж? Какой из него выйдет толк?» — Бартоломью поднял свой пастуший посох и поставил прямо перед собой. — И знаете, что она мне ответила?