Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

Джудит видела также, что первые несколько дней мать избегала его. Она отходила подальше, если он подходил слишком близко; выходила из комнаты, когда он входил туда.

Хотя сам он, когда не работал в своем кабинете, ходил за ней хвостом. На пивоварню, по саду. Цеплялся за ее рукава. Он стоял рядом в саду, глядя, как она работает, наклонялся, чтобы увидеть ее лицо под чепцом. Джудит сидела на корточках возле ромашек, делая вид, что пропалывает их, а на самом деле наблюдала, как отец, собрав корзину яблок, улыбнулся, предложив их матери. Агнес, не сказав ни слова, взяла одно яблоко и отложила его в сторону.

Однако через несколько дней начиналось потепление. Когда ее отец проходил мимо стула, где сидела мать, она уже позволяла ему коснуться своего плеча. Подшучивала над ним в саду, когда он, по своему обыкновению, интересовался цветами и их целебными свойствами. Внимательно слушала, когда он, держа какую-то старинную книгу, выискивал там названия ее растений на латинском языке. Она готовила для него эликсир из шалфея и заваривала травяной чай из любистока и ракитника. Она относила чай наверх в его кабинет, где он корпел за своим письменным столом, и после ее ухода опять закрывался на задвижку. И по улицам теперь она гуляла с ним под ручку. И порой Джудит слышала, как они весело смеялись и болтали во дворе.

Складывалось впечатление, будто мать, считая, что в Лондоне он занимается какими-то грязными делами, ждет, когда он очистится, прежде чем смириться с его присутствием в доме.

Сад жил своей, никогда не замиравшей жизнью. Яблони тянули к солнцу ветви, и со временем их кроны поднялись над стеной. Грушевые деревья один год цвели, а два следующих — отдыхали. Ежегодно и неизменно бархатцы разворачивали свои огненные цветочные головки, и пчелы, вылетая из ульев, трудились над цветочным ковром, усердно собирая сладкий нектар. Густые кустики лаванды заполонили клумбы цветника, но Агнес не прореживала их, лишь собирала цветочные стрелки, отчего ее руки пропитывались их стойким ароматом.

Кошки Джудит регулярно приносили котят, и по прошествии времени эти выросшие котята тоже обзаводились потомством. Кухарка пыталась отловить их, чтобы утопить, но Джудит ничего подобного не делала. Некоторых забирали в «Хьюлэндс» или на Хенли-стрит, но по саду все равно бегало множество кошек разных размеров и возрастов, все с длинными тонкими хвостами, с белыми воротничками и зелеными, как листва, глазами — все гибкие, сильные и здоровые.

Зато в доме не водились мыши. Даже кухарка признавала преимущества жизни рядом с кошачьей династией.

Сюзанна выросла и стала выше матери. Она взяла на себя обязанности ключницы, носила связку домашних ключей на поясе. Она также вела бухгалтерские книги, выдавала зарплату слугам, контролировала расходы и доходы от материнской торговли лекарствами и способствовала расширению пивоваренного и солодового производства. Если люди отказывались платить, она посылала к ним одного из своих дядюшек. В переписке с отцом она сообщала ему о доходах, вложениях, сборах арендной платы с его земель, поименно перечисляя злостных неплательщиков и должников. Она советовала ему, сколько денег лучше прислать им, а сколько — хранить в Лондоне; держала его в курсе о выставляемых на продажу полях, домах или земельных участках. По предложению отца она взяла на себя покупку мебели для нового дома: стулья, кресла, матрасы, бельевые сундуки, гобелены и драпировки, новые кровати. Ее мать, однако, отказалась от новой кровати, заявив, что в старой прошла ее первая брачная ночь и ей не нужна никакая другая, поэтому роскошную новую кровать поставили в гостевую спальню.

Джудит по-прежнему жила рядом с матерью, оставаясь под ее присмотром, словно такая близость гарантировала нечто важное. Что именно, Сюзанна не понимала. Безопасность? Выживание? Достижение какой-то особой цели?

Джудит пропалывала огород, бегала с поручениями, поддерживала порядок на рабочем месте матери. Если мать просила ее сбегать и принести три лавровых листа или цветущую душицу, девочка точно знала, где они растут. Для Сюзанны все растения выглядели одинаково. Джудит могла часами заниматься с кошками, чистила их, разговаривала с ними на каком-то проникновенном и оживленном мурлыкающем языке. Каждую весну она выставляла котят на продажу; она нахваливала покупателям своих питомцев, говоря, что все они искусные мышеловы. «Люди верят ей, — подумала Сюзанна, — глядя на ее доброе лицо с широко посаженными глазами, милой, легкой улыбкой и живым, но бесхитростным, взглядом».