Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

В этом новом доме Сюзанна спала в комнате, находившейся в дальнем конце коридора; зная о ночных похождениях матери, она запирала свою дверь. Спальни Джудит и Агнес находились рядом; девочка спала плохо, словно скользила по поверхности сна, часто просыпалась и никогда не погружалась в глубокий сон. Если Агнес открывала дверь, то тихий скрип петель мгновенно будил Джудит, и она, поднявшись с подушки, спрашивала: «Кто там?» С обоих боков у нее на одеяле спали кошки.

В новом доме Агнес сумела убедить себя в том, что если теперь она, прогулявшись по городу, пройдет через рыночную площадь и поднимется по Хенли-стрит, то обнаружит, что за дверью их бывшего дома все осталось по-старому: там живет женщина с двумя дочками и сыном. Конечно, не совсем по-старому, поскольку там уже не будет Элизы и ее мужа-шляпника, однако ее маленькая семья будет в полном составе, и такой, какой могла бы уже стать к этому времени. Сын будет старше, выше и шире в плечах, его голос станет по-мужски низким и более уверенным. Он устроится за столом, закинув ноги на соседний стул, и начнет болтать с ней — как он любил поболтать, — рассказывая о том, как прошел день в школе, о новых полученных им знаниях, о том, каких однокашников наказали, а каких — похвалили. Он будет сидеть там, его шапка будет висеть на крючке за дверью, и сам он, заявив, что ужасно проголодался, попросит накормить его.

Агнес позволяла этим образам заполнять ее сознание. Она надежно охраняла их, как спрятанное в сундуке сокровище, и только в одиночестве, когда бродила одна по огромному новому дому, извлекала их из тайника души, чтобы заново отполировать и полюбоваться ими.

Сад она восприняла как свои угодья, свои личные владения; большой, как особняк, дом вызывал слишком много внимания, привлекал восхищенные и завистливые взгляды, возбуждал массу вопросов о ее муже: чем он занимается, как идут его дела и правда ли, что он частенько бывал при дворе? Этот дом одновременно привлекал и отпугивал людей. С тех пор, как ее муж приобрел его, люди постоянно судачили и сплетничали об этом. Встречая ее, они выражали лишь свое удивление, но она знала, о чем говорилось за ее спиной: как же ему удалось так разбогатеть, ведь он всегда был на редкость бестолковым, ветреным и придурковатым, вечно пялился на облака, где же он раздобыл столько денег, может, занялся там, в Лондоне, чем-то незаконным, что неудивительно, учитывая делишки его отца, разве можно честно заработать такие деньжищи в каком-то театре? Совершенно невозможно.

Агнес слышала все это. Новый дом, как горшочек с вареньем, привлекал мух. Она будет жить в нем, но никогда не будет считать его своим. А вот за его задней дверью она могла свободно жить и дышать. Вдоль высокой кирпичной стены она посадила ряд яблонь. По обеим сторонам от главной аллеи высадила по паре грушевых деревьев, а также сливы, бузину, березки, кусты крыжовника и травянистый ревень с мясистыми красными стеблями. На берегу реки она срезала ветки собачьей розы и, укоренив, вырастила их под теплой стеной дворовой пивоварни. Возле задней двери она посадила молодые деревца рябины. Посадила ромашки и бархатцы, сделала грядки с иссопом и шалфеем, буравчиком и дягилем, полынью и пиретрумом. В дальнем конце сада установила семь соломенных ульев-сапеток; теплыми июльскими днями в дом из сада доносилось хлопотливое гудение пчел.

В старой пивоварне она сушила травы и там же делала нужные лекарственные сборы для клиентов, приходивших к ней через боковую калитку. Она заказала постройку большой пивоварни — самой большой в городе, — выбрав для нее место возле задней стены дома. Вычистила старый колодец во дворе. Разбила регулярный цветник с клумбами, огородив их живыми изгородями и ограничивающими решетками, и на самих клумбах посадила красиво цветущую душистыми фиолетовыми цветочками лаванду.

Отец приезжал в новый дом дважды, иногда трижды в год. На второй год их жизни в новом доме он прожил с ними целый месяц. «В городе начались голодные бунты, — сообщил он им, — толпы подмастерьев ходят по Саутуорку и грабят лавки». К тому же в Лондоне опять появилась угроза чумы, и все театры закрыли. Хотя об этом предпочитали молчать.

Джудит заметила, что во время его посещений никогда не произносилось этого слова. Заметила также, что отцу нравится новый дом. Он любил бродить по его комнатам, заглядывал в каминные трубы, проверял качество дверных коробок, открывая и закрывая каждую дверь. Если бы он был собакой, то явно повилял бы хвостом. Рано утром он выходил во двор, где любил достать первую воду из колодца, чтобы напиться. «Какая же здесь чистая и вкусная вода, нигде больше нет такой», — всякий раз восторженно приговаривал он.