Александр Вовк - Фронтовичок

– Вроде нынешнего ДОСААФ?

– Ну, можно и так сказать. Только в наше время ГТО вся молодежь сдавала, а в ДОСААФ теперь ребят немного. Так или иначе, думал я тогда, наблюдая за нейтральной полосой, но танками мне пора заняться! Что-то они ко мне чересчур торопятся. Навёл я тяжеленное противотанковое ружье на тот танк, который шёл прямиком на меня, понимая, что его лобовую броню мне не пробить, и всё же выстрелил. Три раза. А что дальше случилось, самому понять сложно, и поверить трудно! Танк вдруг рванул, да так, что даже башню сорвало! Во все стороны огненные струи разлетаются! Грохот чудовищный. Красота, думаю! Неужели я ему в ствол попал! Разве такое возможно? Но не в поддавки же он играет?

Пока я своей работой любовался, другой танк ушёл на левый фланг моего участка и стал зигзагом елозить вдоль окопа, засыпая всех, кто в нём мог оказаться. А два других танка уже маневрируют на флангах и по фронту. И перед моим носом землю роют из пушек и крупнокалиберных пулеметов! Да так, что я и высунуться не рискнул. Одна надежда, что патронов у них надолго не хватит.

Один танк совсем близко подобрался. Страшно мне стало! Уже не знаю, куда прятаться. Судорожно подтянул две противотанковые гранаты поближе, да одну Ф-1 в карман шинели засунул. Самому пригодится, когда пехота приблизится. Жду. Хотя от напряжения всех нервов хочется выскочить и броситься под этот танк. А он, гадюка немецкая, ревет мотором от перенапряжения. Ну, сущий зверь! Старается! Весь окоп за собой разворотил, будто по душе моей стальными гусеницами елозит, всё ближе подбирается. Я прикидывал встретить его гранатами, а потом вижу, не успею. Он намного раньше меня в этом окопе похоронит. Вот и стану я без вести пропавшим, что казалось мне самым плохим концом. Схватился я за ружье… В нём, хорошо помню, ещё два патрона осталось! Но оно такое длиннющее, такое тяжеленное! Почти двадцать кило. Едва развернул его навесу, а удержать, чтобы прицелиться, уже сил нет. Сошки-то опереть не на что. И подниматься во весь рост страшно, выдать себя боюсь, чтобы он меня из пулемета не прикончил!

Ну, всё, подумал! Только ружьё в узком окопе всё же ворочал, хоть и из последних сил. Но поздно! Железное брюхо надо мной закрыло божий свет! Танк поверху всё давит, вертится на месте, рычит, обрушивая гусеницами глыбы моей могилы. Я со страха и пальнул, не целясь, куда пришлось. Зажмурился, съёжился весь! Жду конца. Только чудовищный рёв, который и сегодня не забыть, почему-то стал удаляться.

Я глаза открыл. Вижу, чудовище не горит, но ведёт себя странно. Не вальсирует вдоль окопов, а как-то пряменько-кривенько отползает к своим. Башней не ворочает, не ищет свою жертву как раньше. И стрелять перестало. Я ещё подумал, может, экипаж контужен, а то и погиб. Больше тот танк меня не интересовал!

Опять Василий Кузьмич театрально попыхтел «козьей ножкой», которая продолжала испускать синий дым веревочкой. На некоторое время он погрузился в себя, видимо, переживая острейший момент того боя, даже добродушие в тот миг покинуло его лицо, и неспешно продолжил.

– Пока я следил за вторым танком, словно кролик за удавом, обстановка на поле боя изменилась. Понятное дело, не в мою пользу! Я сразу это понял, едва глянул в сторону фрицев. Оба оставшихся танка устремились ко мне. Видимо, отомстить решили. И пехота – туда же! В той ситуации мне сначала следовало заняться танками, но они ведь не орехи! Два танка за три минуты не щёлкнешь! А тех минут немецкой пехоте хватит, чтобы ворваться в мой окоп. Тут-то я и понял, что мой час настал. Я не испугался, но захотелось, знаете ли, хоть на прощание спокойно, без суеты в небо поглядеть – солнце со мной прощаться не захотело, из-за непроницаемых туч оно так и не показалось – да вокруг оглядеться, не пригибаясь от пуль, о матери в последний раз подумать. Она в тот миг – мой последний миг – вздрогнет да заплачет, оставляя в закутках души вечную надежду на моё возвращение. Не может она не почувствовать гибель единственного сына! Хоть ты, батя, думаю я напоследок, вернулся бы домой! Поддержи наш тающий род!

Но недолгое моё прощание прервал свист снарядов. Перелетая надо мной, они аккуратно взрывались вдоль цепи немецкой пехоты. Она сразу залегла, что для меня – лучший подарок! Молодцы, артиллеристы, кричал я во весь голос, родные вы мои, не оставили на погибель! А они для порядка по той пехоте осколочно-фугасными снарядами ещё пару раз шарахнули. Это прижало фрицев к земле, а я сосредоточился на танках. Снова навёл ружьё на тот танк, который на левом фланге под углом устремился ко мне в тыл. Взял я упреждение в один корпус, как учили, и, провожая танк по ходу движения, выстрелил в моторный отсек. Попасть в таких условиях сложно, но чертова машина полыхнула пламенем и зачадила. Из башни показался один танкист, спрыгнул на землю, потом другой. Решил я расправиться с ними, но рёв мотора очередного танка заставил снова схватиться за ружье. Но я опоздал с подготовкой. Через мгновение танк перевалится через мою траншею и уйдет в тыл… Хотя без поддержки пехоты он вряд ли на это отважится! Тогда развернется и начнёт меня утюжить! Ружьё теперь не лучше оглобли! Осталось гранатой! И когда танк с красиво вырисованным белым крестом на боку перевалился через мой окоп, метнул я ему вслед, на моторный отсек, одну противотанковую гранату, а следом и другую. Вторая не долетела. Только гусеницу и разорвала… Но первая, голубушка, своё дело сделала!