— Ну, Камилла, — спросила вполголоса дама в вуали, — ты говоришь, ему лучше?
Этот голос заставил Мержи задрожать.
— Немного лучше, сударыня, — ответила старуха, — благодаря нашему искусству. Мне все-таки трудно было достигнуть большого успеха с этими тряпками и с таким небольшим количеством крови на перевязках.
— А что говорит Амвросий Паре?
— О, этот невежда! Вам не все равно, что он говорит? Вы понимаете, я вас уверяю, что рана глубокая, опасная, ужасная, и может быть залечена только по правилам магической симпатии, но духам земли и воздуха надо приносить жертвы… А для жертвы…
Дама тотчас же все поняла.
— Если он будет здоров, — сказала она, — ты получишь вдвое больше того, что только что получила.
— Вполне надейтесь и рассчитывайте на меня.
— Ах, Камилла, а если он умрет?
— Успокойтесь, — духи милостивы! Звезды покровительствуют нам, а последнее приношение в жертву черного барана расположило Другого в нашу пользу.
— Я принесла тебе то, что удалось добыть мне с огромным трудом. Я поручила купить это у стражников, ограбивших труп. — Она вынула из-под плаща какой-то предмет, и Мержи увидел, как сверкнул клинок шпаги. Старуха взяла его и поднесла к огню, чтобы посмотреть.
— Слава богу, лезвие в крови и заржавело. Да, кровь у него, словно у катейского василиска [47] Катей — так средневековые писатели Франции называют Китай. Катейский василиск — сказочное чудовище, кровь которого по уверениям средневековых магиков, обладала чудодейственной силой. Примечание переводчика.
; она оставляет на стали следы, которые ничем нельзя вытравить.
Она смотрела на лезвие, и было очевидно, что дама в вуали испытывает необычайное волнение.
— Взгляни, Камилла, как кровь близка от рукояти, быть может, это был смертельный удар?
— Это кровь не из сердца, он поправится.
— Поправится?
— Да, поправится, но за тем, чтобы подвергнуться неизлечимой болезни.
— Какой болезни?
— Любви.
— Ах, Камилла, правда ли это?
— Когда же слова мои были противны истине, когда предсказания мои обманывали? Разве я не сказала вам заранее, что он выйдет из поединка победителем, не возвестила ли я вам наперед, что духи будут сражаться за него, не зарыла ли я на месте их битвы черную курицу и шпагу, благословенную священником?
— Это все верно.
— А вы сами? Разве вы не пронзили в сердце изображение его противника, направляя, таким образом, удары человека, для которого я применяла свое искусство?
— Это правда, Камилла, я пронзила в сердце изображение Коменжа, но рассказывают, что все-таки он умер от удара в голову.
— Конечно, оружие пронзило голову, но смерть последовала разве не потому, что кровь сгустилась в сердце?
Дама под вуалью казалась пораженной силою этого доказательства. Она замолчала.
Старуха смазала шпагу маслом и елеем, после чего очень заботливо завернула ее в широкую ленту.
— Видите, сударыня? Масло из скорпионов, которым я тру эту шпагу, с симпатической силой переносится на рану молодого человека. Он чувствует действие этого африканского бальзама так, как будто я проливала его на раненое место; а если бы мне пришлось накалить острие шпаги на огне, то бедный больной испытал бы боль настоящего ожога.
— О, пожалуйста, побереги его.
— Как-то вечером я сидела у очага, запятая натиранием шпаги бальзамом, чтобы излечить одного юношу, получившего два ужаснейших удара этой шпагой в голову. Уставши от работы, я задремала, и вдруг слуга больного стучится ко мне в дверь, крича, что его господни испытывает адские муки, что в то мгновение, когда он его покидал, больной находился словно на горящих угольях. А знаете, как это случилось? По недосмотру шпага скользнула и лезвие попало на уголья. Я сейчас же схватила ее и сказала слуге, что, когда он вернется, его господин будет чувствовать себя совсем хорошо. И действительно, опустив шпагу в ледяную воду с примесью снадобий, я вышла навестить больного. Вхожу к нему, а он говорит: «Ах, дорогая Камилла, как мне теперь хорошо, словно я принимаю прохладную ванну, а минуту перед тем я чувствовал себя, словно св. Лаврентий на раскаленной решетке».
Она закончила перевязывание шпаги и с удовлетворенным видом произнесла:
— Вот теперь ладно, сударыня, я уверена в его выздоровлении, и вот настала минута, когда вы можете заняться последней церемонией.
Она бросила в огонь щепотку душистого порошка и произнесла несколько заклинаний, беспрерывно осеняя себя крестным знамением. Тогда дама трепещущей рукой взяла восковую фигуру и, держа ее над жаровней, произнесла взволнованным голосом следующие слова:
Читать дальше