Анатолий Домбровский - Перикл

Он подходил к Элевсину, едва волоча ноги — так устал, поскольку не позволил себе ни одной передышки, спешил. В храме Деметры его ждал сам Перикл.

— Ну что? — спросил он, едва завидев Сократа.

— Я всегда думал, что нагруженный золотом осёл сильнее любой вражеской армии, — ответил Сократ. — А теперь ещё раз убедился в этом. — Потом, немного отдышавшись и выпив вина, добавил: — Но спартанцы коварны. На холмах за Элевсином должен стоять наш заслон, иначе у спартанцев появится искушение двинуться дальше, к Афинам.

— Заслон будет, — ответил Перикл. — Но не более чем заслон. Три тысячи человек против одиннадцати — не такая уж значительная сила. Но выставить больше мы не успеем.

— Если Клеандрид не убьёт меня после того, как получит золото — опасно оставлять в живых свидетеля предательства, я тотчас присоединюсь к вам. И тогда в заслоне будет не три тысячи афинян, а три тысячи один.

Перикл улыбнулся и обнял Сократа.

— А об обещании пойти к Аспасии ты помнишь? — спросил Сократ.

— Помню, — ответил Перикл. — Но к тому ещё много препятствий. Посмотрим, уйдёт ли Плистоанакт и не будет ли Эвбея покорена.

Знатные и богатые люди Элевсина укрылись в Телестерионе на акрополе, опасаясь грабежей и убийств. Плистоанакт и Клеандрид Телестерион не тронули, лишь с небольшим отрядом поднялись на элевсинский акрополь к храму Деметры. Сократ ждал их, сидя на ступеньках у входа в храм. Плистоанакт и Клеандрид, приказав своему отряду окружить храм, поднялись по широкой лестнице к нему. Сократ намеревался встретить их сидя — так сильно было его презрение к ним, — но не смог: всё же к нему приближались царь Спарты и его первый военачальник, Плистоанакт и Клеандрид, люди, наделённые великой властью и доверием народа. Перед этой властью и перед этим доверием следовало, наверное, встать. К тому же, разгневанные его непочтением, они с большим желанием убьют его, если только оно у них появится после того, как десять талантов золота окажутся в их руках. Впрочем, предательство их будет неокончательным, пока они не уйдут из Элевсина с золотом, пока не окажутся за Истмом. И тут — вот парадокс! — им понадобится известная доля благородства, умение быть верными своему слову: ведь можно взять золото и не уйти из Элевсина, даже более того — двинуться с армией на Афины. Этим они доказали бы свою преданность отечеству и в то же время своё коварство, подлость по отношению к Афинам, к Периклу. Вероятно, война только и возможна там, где соединяются в одно подлость и благородство, во всех же других случаях их соединить нельзя.

Они втроём вошли в храм, и Сократ указал Плистоанакту и Клеандриду на кожаные мешки с золотом. Клеандрид поднял один из них, сказал с удовлетворением:

— Тяжёлый. — Но тут же спросил более поспешно, чем приличествовало человеку сдержанному и благородному: — Не свинец? Золото? Говорят, что Поликрат Самосский чеканил деньги из позолоченного свинца. — Клеандрид сам развязал мешок и вынул из него несколько золотых брусков, тускло засветившихся в полумраке храма. Передал один брусок Плистоанакту, тот подбросил его на ладони и сказал:

— Кажется, золото.

— Да, — подтвердил Клеандрид и, повернувшись к Сократу, приказал: — Теперь уходи! Если сумеешь выбраться из города, — добавил он, засмеявшись. — Все ворота заперты и охраняются.

«Что за глупец, — подумал о Клеандриде Сократ, — неужели он не догадывается, что я предусмотрел на этот случай возможность тайно покинуть Элевсин?»

Охрана, выставленная спартанцами вокруг храма Деметры, не остановила его. Он беспрепятственно добрался до северного заброшенного колодца, спустился в него по верёвке на половину глубины и оказался у двери в подземный ход, который вскоре вывел его за пределы стены акрополя, которая была в то же время и городской неприступной стеной. К вечеру, поднявшись на один из придорожных холмов, он натолкнулся на секретное охранение афинян. Его привели к Периклу, на самый высокий холм в окрестностях Священной Элевсинской дороги.

— Они взяли золото, — сказал Периклу Сократ, когда остался с ним наедине.

— Как ты думаешь, не следует ли сообщить об этом в Спарту? — спросил Перикл. — Чтобы спартанцы сами покарали Плистоанакта и Клеандрида за корыстолюбие и предательство. Надо постараться, чтобы до Спарты долетел такой слух.

— Слух дойдёт, — сказал Сократ. — На бревне коновязи, к которой Клеандрид приказал привязать меня на ночь, я вырезал острым камнем слова: «Плистоанакт и Клеандрид предали спартанцев за золото Афин». В отместку за мои мучения.