Герберт Рид - Зеленое дитя

Касаясь этих вопросов, Оливеро рассуждал примерно так. Разве я на своем опыте не убедился в том, что пока мы живы и душа возбуждает плоть, мы не знаем ни удовлетворения, ни покоя? Разве душа с ее жаждой власти — не источник бесконечных бед? Разве не подвержена она болезням, что подстерегают нас на каждом шагу, на пути к истинному существованию? Разве не заражает она нас любовью, похотью, страхами, причудами, гордыней? Как часто лишает она нас воли! А если мы и действуем, то обычно во вред своему телу. Что порождает войны и мятежи? Что, как не дух и его соблазны? Источник войн — это жажда власти, а к власти рвутся, стремясь насытить духовную гордыню. Так, в погоне за ложными ценностями, мы забываем о философии. Нам некогда остановиться, задуматься — еще бы! Душа все время отвлекает, волнует, смущает, изумляет нас настолько, что мы уже не в состоянии различить правду. Я по опыту знаю: хочешь добиться совершенного знания о каком-то предмете — убей душу: только тело, лишенное чувств, способно достичь состояния гармонии и совершенства. Достичь абсолютной красоты, которой, по нашим словам, мы жаждем и которую любим, можно только при одном условии — если умереть. Ибо только в этом случае — и ни при каком другом условии — тело отделится от души и пребудет само по себе, свободно. При жизни мы никогда так близко не оказываемся к совершенству, как в отсутствие каких-либо позывов души: лишь в состоянии духовного голода обретаем мы чистоту, пока сам Господь не освободит нас. Избавившись же от волнений духа, мы обретем совершенство и приобщимся к мировой гармонии, и на себе познаем закон материальной вселенной, который и есть истина. Когда мое тело обретет эту высшую гармонию, тогда закончится мой путь — и да свершится то, что было целью моей жизни. Все туманное, аморфное, мягкое, изменчивое отпадет, забудется, низвергнется в хаос бесформенной материи. Однако из той же массы постепенно выкристаллизуется все, что крепко и конечно, неизменно и вечно, все, что нетленно и гармонично. Порядок этот существует до и после жизни — в мирах, еще не созданных, в мирах, уже отживших, остывших, вымерших. Порядок этот есть гармония вселенной, равно как и гармония кристалла. Я жажду одного — стать частью общей гармонии, повинуясь каждой частицей моего бренного тела ее незыблемым законам и пропорциям.

Когда пришел час смерти, Оливеро удовлетворенно отметил, что кровь отхлынула от конечностей, и боль, так долго терзавшая его, наконец, отпустила. Умирал он медленно, бесстрастно наблюдая за тем, как бледнеют кожные покровы, как тело охватывает мраморная неподвижность, навсегда фиксируя суставы и отключая орган за органом. Сердце металось, как слабый язычок пламени в догорающей лампе. Собрав последние силы, он загасил свечу.

Когда служители несли его тело к каменной ванне, по дороге им встретилась другая погребальная процессия — женская. Служительницы несли в усыпальницу тело Витэн, умершей в один час с Оливеро. Тела их положили рядом в один каменный бассейн. Так, разлученные при жизни, они встретились после смерти, приобщившись к кристальной гармонии мироздания. Когда в каменном склепе набралось довольно влаги, Веточкины косы расплелись и, точно каменная вязь, накрыли грудь Оливеро, навсегда сцепившись с коралловыми нитями его густой бороды.

Юный Герберт Рид (Рисунок Якова Крамера)

Герберт Рид среди однополчан, оставшихся в живых после сражения на Сомме (1918 г.): третий в среднем ряду (слева направо)

Уиндем Льюис в 1913 г. (Автопортрет)

Уиндем Льюис в 1916 г.

Генри Мур — рядовой 15-го Лондонского полка в 1917 г.

Фигура со струнами. Скульптура Генри Мура (1937 г.)

Рукописная страница военной прозы Герберта Рида