Екатерина Глаголева - Путь Долгоруковых

Надо было обживаться. Софрон Федорович, сам похожий на полутруп, ковылял по берегу, отдавая распоряжения: одних отправил покрывать брезентом песчаные ямы-землянки, других – искать под снегом плавник для костров, третьих – набирать в котелки воду из речки. Стеллер раскопал несколько кустиков брусники: листья можно будет сварить в кипятке, это очень полезно для здоровья.

В первую ночь умерли еще несколько человек; покойники оставались лежать рядом с живыми, у которых не было сил вынести их из землянки. В этот день на берег перевезли Беринга; четыре человека вынули его из шлюпки и отнесли на носилках в отдельную землянку. Ваксель сделал соответствующую пометку в судовом журнале, аккуратно проставив дату: 9 ноября 1741 года. Сам он оставался на корабле, где еще лежали по кубрикам двадцать два человека, не способных передвигаться самостоятельно, и среди них – Лоренц. Ваксель перенес его в камбуз, где было теплее.

…В горло словно вонзилась тысяча иголок, каждый вдох отдается болью в сердце, опухшие ноги нестерпимо ноют. Сделав последний, отчаянный рывок, Овцын выбирается на ровную площадку и останавливается там передохнуть, опершись на палку. Колени предательски дрожат. Поборовшись немного с собой, он не выдерживает и садится. Впрочем, карабкаться дальше смысла нет, все хорошо видно и отсюда. Это остров. Два его товарища падают рядом, привалившись своими спинами к его спине, и они сидят так довольно долго, глядя в разные стороны, но видя одно и то же: бескрайнее свинцовое море, клочья серых облаков, белую кромку прибоя у черных рифов… Там, где берег мысом вдается в воду, поблескивают лоснящимися спинами какие-то морские звери. Овцын смотрит сверху на их жалкий лагерь, переводит взгляд на корабль, чуть-чуть накренившийся на один борт, на торчащие из воды скалы за ним. Просто поразительно, но они подошли к острову с единственного места, где было возможно к нему причалить. На гафель медленно ползет, поднимаясь, красный флажок и рядом с ним еще что-то; присмотревшись, Овцын понимает, что это бадейка для воды. У борта вспухает маленькое белое облачко, слышится звук пушечного выстрела. Это Ваксель подает сигнал о том, что у него кончилась вода. Все трое взирают на это совершенно безучастно.

Стеллер ходит между землянками и выгоняет оттуда всех, кто в силах держаться на ногах: ходить, ходить, работать, иначе смерть! Его все тихо ненавидят, но не перечат ему вслух, потому что он прав. Лежать в землянке гораздо приятней, по стенкам ссыпается песок, обволакивая приятной тяжестью, сохраняющей тепло. Однажды ночью земля содрогнулась, и поутру сладко спавшие обнаружили, что почти полностью закопаны в песок. Тем, кто сумел выбраться, Стеллер приказал откапывать других; Хитрово поспешил к землянке командора. Беринга засыпало до пояса, но он попросил не откапывать его: так хотя бы ногам тепло, а то все тело страшно мерзнет.

Хорошо, что морские бобры совсем не боятся людей и подпускают близко к себе: их можно бить просто камнями по голове, не нужно никакого оружия. Из шкур получаются отличные одеяла и накидки, а вот мясо бобров ужасно жесткое, точно сапожная кожа. Жевать его – страшная мука, когда у тебя нет зубов, но все же приходится жевать, жевать… Другое дело – потроха: их варили в котлах, даже кишки, и съедали все подчистую.

…Перед тем как выйти из камбуза, Ваксель надевает вторую шапку – на лицо, чтобы не умереть от резкого перехода с духоты на мороз, однако свежий воздух все же оглушает его. Оставив щелку в двери, он впускает струйку холода в камбуз, немного выжидает и начинает торопить Лоренца. Немедленно вставай, я кому сказал, слышишь! Уговоры уже давно не действуют, но от звуков резкого голоса мальчик порой испытывает приступы паники, которые поднимают его на ноги. Они вместе выползают на палубу и начинают собирать в бадейки выпавший за ночь снег, чтобы потом растопить его. В миске киснет залитая теплой водой ржаная мука; они вскипятят воду в котле и разболтают в ней это тесто: получится вкусная и питательная бурда. Одного котла хватит на всех, если, конечно, кто-то придет за едой. В кубрик лейтенант больше не заходит: там стоит нестерпимый смрад от мочи и разлагающихся трупов. Каждый сам за себя, а Бог за всех.

Шторм сменился штилем, на воде звуки разносятся далеко, и Ваксель слышит плеск весел и невнятные голоса. Наконец-то! Он поднимает Лоренца и выводит его из камбуза. На пути к фалрепу лейтенант трижды теряет сознание; его бесчувственного кладут в шлюпку, везут на берег и на носилках переносят в землянку, где пятеро греют руки возле гаснущего костра.