Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Это она, Глинская, колдует, в сороку превращается да огонь по Москве раскидывает! – поддержал Темкина кто-то из толпы.

– Схватить надо Глинских! Лишь тогда огонь оставит город! – продолжал Темкин. Не сразу, но толпа заводилась. Кто-то уже брал колья, топоры и вилы.

– Терять нечего, хоть иродов этих порубить успею, – сказал себе Архип, проверяя пальцем лезвие топора. Он легко поддался этим словам, как и вся остальная чернь – хотелось найти виновных в своем горе, и виновные нашлись, теперь душу переполняло неизгладимое чувство мести.

Вскоре возле Кремля собралась целая толпа, и послышался боевой клич Темкина:

– Смерть Глинским!

– Смерть! – поддержала чернь. С криками они ринулись в Кремль, озираясь по сторонам. И тут кто-то крикнул:

– Юрий Глинский в Успенском соборе! Хватай его!

Сквозь плотный дым двинулись они к собору и, ворвавшись в него, тут же растолкали священнослужителей, бросившихся выгонять их.

– Это святое место! Зачем взяли вы оружие? – вопрошали они, крестясь, но мятежники, расталкивая их, бросились к алтарю.

Юрий молился со слезами на глазах – никогда ему не было так страшно. Кто-то уже доложил ему, что народ ищет Глинских для расправы. С иконы на него глядел страдающий Христос. Глинский кланялся до самого пола, уповая лишь на спасение Господа. И когда он снова поднял голову, то увидел вместо лика Иисуса отрубленную голову Воронцова. Бледное, мертвое лицо расползалось в улыбке, и затем у головы открылись глаза.

– Прости меня, Господи, – прошептал Юрий и зажмурился. Он услышал приближающийся топот десятков ног, крики.

– Глинский! Где ты? Выходи! – кричали мятежники. Но даже в дыму, проникшем в собор, они сумели найти Юрия Глинского. Он прижался к алтарю, вцепившись в него пальцами, и жалобно молился, закрыв глаза – боялся снова увидеть мертвую голову…

– Вот он! Хватай!

Архип первым бросился на Глинского и услышал испуганный визг:

– Чего вы хотите? Пощадите! Пощадите!

Юноша ударил его ногой в лицо, повалив на пол, и уже занес топор, как Глинский, вскочив, бросился в сторону. Но там его уже ждали. Далеко убежать он не смог. Словно голодные звери, накинулись на него мятежники. Среди них был и Архип. Они били, топтали государева родственника. Кто-то уже всадил ему в спину кол. Священнослужители беспомощно бросались на колени, горячо молясь.

– Отставьте меня! Оставьте! – отчаянно борясь, молил Юрий Глинский, но Архип, прижав его к полу, сильно размахнувшись, ударил боярина топором в голову. Брызнувшая во все стороны кровь не успокоила мятежников – все они принялись рубить и колоть несчастного. Когда насытились жестокостью, взяли его за ноги и выволокли из собора, оставляя на полу широкий кровавый след. На месте у алтаря, где только что лежал Глинский, разлилась огромная, густая лужа крови.

На ступенях собора толпа разделилась – одна часть протащила убитого к воротам Кремля, где и бросили обезображенное тело, а другая кинулась грабить и жечь имения Глинских.

– Где Михаил Глинский и его мать-ведьма? – кричал Темкин. – Их тоже надо схватить! Режьте! Рубите! Грабьте!

На этот ужас из окна государева дворца глядела Анна Глинская. Она увидела, как выволокли убитого сына из собора, видела, как заполыхало вдали их имение. Княгиня так и стояла, словно каменное изваяние, озаряемая светом пожарищ. Лицо ее ничего не выражало, будто не видела жестоко убитого сына, словно не лишалась богатого имущества. Одна мысль сидела в голове бездушной старухи – она потеряла власть! И даже смерть собственного сына не могла затмить этого…

– Матушка! Матушка! – ворвался в покои перемазанный сажей Михаил Глинский. – Скорее! Нужно уходить! Они ищут нас!

– Это все боярские козни, – в ответ устало проговорила старуха. – Это все бояре…

– Матушка! Скорее же! Нас ждут! Пойдем! Нас проведут через подвалы и подземные ходы, чтобы мы не попались в руки этой черни! – продолжал кричать Михаил. В глазах его стояли слезы. Он схватил мать за руку, но она брезгливо одернула ее и сказала, обернувшись наконец к сыну:

– Они убили Юрия, а ты готов сбежать и ничего не сделаешь, чтобы им противостоять!

Увидев лицо матери, Михаил невольно отступил – оно постарело вмиг, высохло и на фоне пожарища за окном казалось, будто видел он демона.

– Поедем в Ржев, в тамошние имения! Там тихо! К черту Москву… К черту Россию! Переждем и в Литву отправимся! – дрожащим голосом проговорил Михаил. Анна перекрестилась и укоризненно поглядела на сына. Она жалела о той власти, которой лишалась. Но жизнь была дороже.